Tag Archives: Серебряный век
22 октября приглашаем в Дом Русского Зарубежья на презентацию художественного каталога «Русский Берлин и Николай Загреков»
Русский Берлин — безусловно, самое уникальное культурное явление в истории русско-германских отношений. За тысячи километров от родины, представители первой волны эмиграции — военные, предприниматели, литераторы, художники и просто люди без определенных занятий, оказавшиеся за границей, — образовали некую особую общность, своего рода «остров» русской цивилизации в центре Европы. Набоков, Маяковский, Белый, А. Толстой, Пастернак, Цветаева, Есенин, Пуни, Лисицкий, Эренбург, Шкловский, Ходасевич, Берберова – это лишь малая часть известных фамилий, так или иначе связанных с этим важным периодом российско-германской истории. Среди них фигурирует и художник Николай Загреков (1897-1992 гг.) – пожалуй, один из самых берлинских «русских берлинцев», который прожил в Берлине всю свою жизнь.
Авторами текстов каталога являются такие признанные в своих областях специалисты как профессор-славист Карл Шлегель, эксперт моды Эвелина Хромченко, основатель Московского дома фотографии Ольга Свиблова, доктор искусствоведения, академик Андрей Толстой. Редактор-составитель книги — исследователь творчества Николая Загрекова культуролог Ольга Медведко.
Иннокентий Анненский. Бессонные ночи
Какой кошмар! Всё та же повесть…
И кто, злодей, ее снизал?
Опять там не пускали совесть
На зеркала вощеных зал…
Опять там улыбались язве
И гоготали, славя злость…
Христа не распинали разве,
И то затем, что не пришлось…
Маяковский застрелился из-за Сталина?
Станислав Джимбинов о жизни и поэзии Николая Гумилёва
Валентин Свенцицкий. Бог или царь?
Ждали «забастовщиков»…. Ещё с вечера сотня казаков расположилась на опушке леса, мимо которого должны были идти рабочие «снимать» соседнюю фабрику.
Ночь была тёмная, сырая. Время ползло медленно. Казалось, небо стало навсегда тяжёлым и чёрным, — никогда на него не взойдёт тёплое, яркое солнце.
Солдаты полудремали. Изредка кто-нибудь перебрасывался отдельными словами.
Борис Носик. Черубина
Елена Раскина. География в стихах
Черногория, Будва, старый город
Камень древний, благородный,
Город светлый и свободный,
Колокольный вещий звон,
Что из сумрака времен,
Словно мед тягучий льется,
И в небесную лазурь
Прячется от зол и бурь.
Здесь Венеция глядится
В Адриатики стекло.
Черногорская страница
В книге сердца, где струится
Между строчками тепло.
Аделаида Герцык. Стихи 1907-1925 годов
Вешними, росными, словами-зорями
Поведай миру, как утром ранним
Стезей серебряной – ты в даль туманную
Ушла, неслышная.
Куренье утра и гор созвучье,
И горечь воли, и песнь разлуки
Поведай людям.
Зыбкими, легкими, словами-вздохами
Певец украденой войны
Даже сейчас, после гражданской реабилитации Гумилева, его поэзия, посвященная войне, не получила самостоятельной оценки. Она даже считается какой-то второстепенной по отношению к остальному творчеству великого поэта. Поскольку я не согласен с этим категорически, то и постараюсь выделить военные стихи Н.С.Гумилева отдельным блоком и, в силу своих способностей, показать их глубину и значимость.
Леонид Андреев. Правила добра
Случилось так, что некий здоровенный пожилой черт, по тамошнему прозвищу Носач, вдруг возлюбил добро. В молодости своей, как и все черти, он увлекался пакостничеством, но с годами вступил в разум и почувствовал святое недовольство. Хотя по природе он был чертом крепкого здоровья, но излишества несколько пошатнули его, и пакостничать уж больше не хотелось; склонность же к порядку — добродетель, весьма распространенная среди чертей,— твердый, положительный, хотя несколько и туповатый ум, некая беспредметная тоска, особенно овладевавшая им по праздникам, и, наконец, неимение опоры в семье и детях, так как Носач остался холостяком,— постепенно поколебали его убеждение, будто ад и адские порядки есть окончательное воплощение разума в бессмертную жизнь. Он с жадностью искал работы, чтобы отвлечься от своих тяжелых сомнений, и перепробовал ряд профессий, прежде чем надолго и окончательно не устроился при одной маленькой католической церкви во Флоренции в качестве соблазнителя. Тут он, выражаясь его словами, отдохнул душою; и тут же, по времени, было положено начало его новой подвижнической жизни.