Ещё в далёкой советской юности меня не покидало ощущение, что из двух мировых войн у нас одну украли. Зато другую – впихивают в рот так, будто она была единственной.

Вторая у нас называлась Великой Отечественной, а первая – империалистической и грабительской. В подтверждение этих слов ссылались на то, что вторая – родила многих поэтов. А вот первая – если и порождала стихи, то исключительно отрицательного содержания.

В пример приводились Владимир Маяковский и Сергей Есенин. И для примера эти поэты вполне годились. Но собственно к первой войне оба поэта имели слабое касание. Маяковский вообще не служил, а Есенин недолгое время был нижним чином медицинского подразделения.

Но в советские времена создатели учебников старательно обходили фигуру «царскосельского Киплинга» — Николая Степановича Гумилева. И не только потому, что его расстреляла советская власть, как сейчас выяснилось, ни за что. Но ещё и потому, что этот поэт не только принимал активное участие в первой мировой войне, был орденоносцем:

…Святой Георгий дважды тронул

пулею не тронутую грудь,

но ещё и потому, что он написал несколько стихотворений и отдельных строф, поэтизирующих ту самую якобы сугубо империалистическую и грабительскую.

И даже сейчас, после гражданской реабилитации Гумилева, его поэзия, посвященная войне, не получила самостоятельной оценки. Она даже считается какой-то второстепенной по отношению к остальному творчеству великого поэта. Поскольку я не согласен с этим категорически, то и постараюсь выделить военные стихи Н.С.Гумилева отдельным блоком и, в силу своих способностей, показать их глубину и значимость.

Итак, поэт, окончивший университет в Сорбонне, один из зачинателей акмеизма, создатель объединения «Цех поэтов» Николай Гумилев с объявлением войны оказался на Германском фронте. Сделал ли он это из патриотических соображений или же из-за нелюбви к нему горячо им обожаемой Анны Ахматовой – не столь сейчас важно. Важно, что первые его стихи о войне датированы 1914 годом, в августе которого и началась Первая Мировая.

В стихотворении «Война» Николай Гумилев сравнивает военный труд и гражданский. И не видит особой разницы! Разве что на войне – убить могут….

Как собака на цепи тяжелой,

Тявкает за лесом пулемёт.

И жужжат шрапнели, словно пчёлы,

Собирая ярко-красный мёд.

А «ура» вдали – как будто пенье

Трудный день окончивших жнецов.

Скажешь: это мирное селенье

В самый благостный из вечеров.

И воистину светло и свято

Дело величавое войны.

Серафимы, ясны и крылаты,

За плечами воинов видны.

Тружеников, медленно идущих,

На полях, омоченных в крови,

Подвиг сеющих и славу жнущих,

Ныне, господи благослови.

Как у тех, что гнутся над сохою,

Как у тех, что молят и скорбят,

Их сердца горят перед Тобою,

Восковыми свечками горят.

Но тому, о Господи, и силы,

И победы царский час даруй,

Кто поверженному скажет: «Милый,

Вот, прими мой братский поцелуй!»

«Царскосельский Киплинг» (Н.С.Гумилев, как когда-то и А.С.Пушкин, учился в Царском селе) видит в войне благородное начало. Этим он и отличается от всех прочих поэтов, отразивших лишь её ужасы и мерзости. Но поэты для того и нужны, чтобы показывать остальным людям, где обитает прекрасное.

Всё-таки, скорее всего, Николай Гумилев ушел в действующую армию под гнётом неразделенной любви к Анне Ахматовой.

…И ты ушла, в простом и тёмном платье,

Похожая на древнее Распятье.

То лето было грозами полно,

Жарой и духотою небывалой,

Такой, что сразу делалось темно,

И сердце биться вдруг переставало.

В полях колосья сыпали зерно,

И солнце даже в полдень было ало.

И в рёве человеческой толпы,

В гуденье проезжающих орудий,

В немолчном зове боевой трубы

Я вдруг услышал песнь моей судьбы

И побежал, куда бежали люди,

Покорно повторяя: «буди, буди»!

Солдаты громко пели, и слова

Невнятны были, сердце их ловило:

«Скорей вперед! Могила так могила!

Нам ложем будет свежая трава,

А пологом – зелёная листва,

Союзником – архангельская сила».

Так сладко эта песнь лилась, маня,

Что я пошел, и приняли меня,

И дали мне винтовку и коня,

И поле, полное врагов могучих,

Гудящих грозно бомб и пуль певучих,

И небо в молнийных и рдяных тучах…

И счастием душа обожжена

С тех самых пор; веселием полна

И ясностью, и мудростью, о Боге

Со звездами беседует она,

Глас Бога слышит в воинской тревоге

И Божьими зовёт свои дороги.

Эта цитата из стихотворения «Пятистопные ямбы» (1912 — 1915 гг.) говорит о том, что именно в ратном труде на Первой мировой войне Николай Гумилев находит высшее наслаждение. Даже большее, чем в любви. Сравните у Дениса Давыдова:

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской.

Сабля, водка, конь гусарский –

С вами век мой золотой!

Или у Александра Пушкина:

…Есть упоение в бою,

У мрачной бездны на краю,

И в разъяренном океане.

Всё то, что гибелью грозит

Для сердца храброго таит

Неизъяснимы наслажденья.

Бессмертья, может быть, залог…

Поэзия воинской отваги поэтом Николаем Гумилевым найдена как раз в Первой мировой. Гумилев не замечает, или не хочет замечать, военных трагедий.

…Может быть, сейчас бомбой ноги

Вырвало у Петрова-поручика!

Если бы он, приведенный на убой,

Вдруг увидел, израненный….

(Владимир Маяковский «Вам!»)

У Гумилева к войне иной подход – возвышенный, духовный. И это притом, что, в отличие от Маяковского, он подставлял грудь под пули, а те самые, упомянутые Маяковским ноги, под бомбы. Смерти Гумилев не боится. А трудности фронтовой жизни воспринимает как должные, но далеко не единственные события Германского фронта:

Та страна, что могла быть раем,

Стала логовищем огня.

Мы четвертый день наступаем,

Мы не ели четыре дня.

Но не нужно яства земного,

В этот страшный и светлый час,

Оттого, что Господне слово

Лучше хлеба питает нас.

И залитые кровью недели

Ослепительны и легки.

Надо мною рвутся шрапнели,

Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий.

Это медь ударяет в медь.

Я, носитель мысли великой,

Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые

Или волны гневных морей,

Золотое сердце России

Мерно бьётся в груди моей.

И так славно рядить Победу

Словно девушку, в жемчуга,

Проходя по дымному следу

Отступающего врага.

В этом стихотворении 1914 года «Наступление» Николай Гумилев как раз и выразил своё главное видение Первой мировой войны: «носитель мысли великой», «золотое сердце России мерно бьется в груди моей», «и так сладко рядить Победу, словно девушку, в жемчуга…» Это признание воина великой войны как культурного миссионера, — никогда (ни до, ни после Гумилева) не встречается в литературе. Николай Гумилев был последним (а, возможно, и первым) рыцарем и трубадуром в одном лице. И как составная часть этого миссионерского видения роли русского воина – вера в Бога, в Христа, в загробную жизнь, в двуединство земного и небесного.

Есть так много жизней достойных,

Но одна лишь достойна смерть.

Лишь под пулями в рвах спокойных

Веришь в знамя Господне, твердь.

И за это знаешь так ясно,

Что в единственный, строгий час,

В час, когда, словно облак красный,

Милый день уплывёт из глаз,

Свод небесный будет раздвинут

Пред душою, и душу ту

Белоснежные кони ринут

В ослепительную высоту.

Там Начальник в ярком доспехе,

В грозном шлеме звездных лучей,

И к старинной бранной потехе

Огнекрылых зов трубачей.

Но и здесь, на земле, не хуже

Та же смерть – ясна и проста:

Здесь товарищ над павшим тужит

И целует его в уста.

Здесь священник в рясе дырявой

Умиленно поёт псалом.

Здесь играют марш величавый

Над едва заметным холмом.

В этом стихотворении «Смерть» 1915 года двуединство миров – земного и небесного – выражено удивительно спокойно. Но нет в нём и ничего самурайского – нет стремления к смерти. Жизнь или смерть – это не тебе, человек, решать! О тебе – о твоей жизни или смерти – позаботятся свыше. И всё же понимание воинского служения как миссии, прежде всего, — культурно-духовной, – главная тема военной поэзии Николая Степановича Гумилева.

…И в дни прекраснейшей войны,

Которой кланяюсь я земно,

К которой завистью полны

И Александр, и Агамемнон,

Кода всё лучшее, что в нас

Таилось скупо и сурово,

Вся сила духа, доблесть рас,

Свои разрушило оковы…

(«Ода д’Ануцио» 5 -12 мая 1915 г.)

Лучше не скажешь! И Гумилев лучше не сказал. Надо же! Война – как проявление качеств, наиболее достойных звания человека…. То есть война – дело культурных и благородных людей! Людей, помимо всего прочего, презирающих смерть:

…Я за то и люблю затеи

Грозовых военных забав,

Что людская кровь не святее

Изумрудного сока трав.

(«Детство», март 1916 г.)

Поэт Владимир Корнилов написал стихи к 75-летию гибели Николая Гумилева в 1921 году. Он так охарактеризовал 35-летнего «мореплавателя и стрелка»:

…Царскосельскому Киплингу

Пофартило сберечь

Офицерскую выправку

И надменную речь.

Ни болезни, ни старости

Ни измены себе

Не изведал…

Поэт Рерьярд Киплинг писал о Первой мировой войне по-английски. Поэт Николай Гумилев писал о той же войне по-русски. Их государства воевали с одним и тем же противником – кайзеровской Германией. Великобритания выиграла эту войну у Германии. Россия умудрилась проиграть её проигравшей стороне. В странах Антанты ветераны тех сражений пользовались заслуженным уважением. В России же ветераны нашей первой войны были преданы забвению и даже преследовались. И только в стихах Николая Гумилева Первая мировая войны сохранила для российских потомков своё благородное лицо.

Сергей Пономарев

17 ноября 2012 года. Пятница. Поселок Томилино.

По материалам:  vlklit.ru