Литературный конкурс
Ноябрь
Осеннее
Cтруна
В знойной жаркой Африке, центральной её части …
Джими был единственным лётчиком Бенгельского авиационного полка, вооружение которого состояло из одного боевого самолёта МИГ-21 и двух учебных спарок, которые уже давно не летали, а служили на земле для обучения курсантов. Два раза в неделю он, в течение двух часов, облетал на своём боевом самолёте территорию провинции Бенгела. Это называлось боевым дежурством. Остальное рабочее время Джими посвящал обучению курсантов тактике воздушного боя. Что интересно, сам он в воздушных боях никогда не участвовал, но считал себя крупным специалистом в этом вопросе….
Комната. Стены почти что белые
Лесное приключение. Сказка
— Ура, ура! Каникулы! – радостно кричала детвора одной отдаленной деревни, настолько отдаленной, что там, представьте себе, даже не было компьютеров. Стоял солнечный июньский день. Все деревенские ребята высыпали на улицу и веселились кто во что горазд. Когда все присели на бревнышко отдохнуть, невысокий крепкий мальчик Ваня, внешне, пожалуй, ничем не примечательный, внес предложение:
— Ребята, вот мы часто ходим в лес по грибы, по ягоды, а ведь никогда через весь лес не проходили и не знаем, да и никто не знает, что за ним. Давайте сходим посмотрим.
Стекло
— Мама, я маленький принц, запоздающий, последний дофин, выбежавший на избитую лестницу, поросшую бурьяном и сорняком в поисках заветного башмачка. Я нахожу старые, поношенные туфельки, застрявшие в широкой трещине ступенек, ведущих вниз. Но мне уже не догнать ни кареты, ни крысиных хвостов, разбегающиеся, расползающиеся длинными полосами в разные стороны от разбитой, заплесневевшей тыквы. Мне не догнать, не долететь – я из другого измерения, я могу только присесть на прогнившие временем ступени и заплакать, как и ты, когда уж за полночь, не посмела сбежать в карете, а ждала на развалинах старой сказки.
Инквизитор
Двадцать семь ступенек. И другие рассказы
Плесневело-жёлтый дом напоминал великанский сыр с дырчатой аркой и съеденными крысами туфель ступеньками; вызывал чихание, отсылая мысль куда-то: к раскопкам гробниц, булгаковской чертовщине; бередил неокрепшее сознание дуновением чего-то ушедшего, к чему отчего-то хотелось иметь хоть какое-то отношение…. Нат. Руд, то есть, Наталья Рудольфовна, оказалась пенсионеркой — дюймовочкой: с чуть тронутым старческим румянцем, личиком, в драповом в рубчик, пальто, в допотопных не снашиваемых ботах на крепах-застёжках. Её суставы и сухожилия работали, как жернова грозящей осыпаться мельницы, перемалывая последние, отведённые Господом, дни и часы. Глаза, как медленно задёргивающиеся кулисы, ещё видели: пусть еле-еле, пусть без оттенков, но видели; руки, скорченные подагрой, словно вывернутые с корнем тонкие деревца — ещё помнили: где лежат мельхиоровые ножи, как завинчиваются крышки….