Популярность Льва Николаевича Толстого за рубежом неоспорима. В 2008 году он вошел в составленный «Daily Telegraph» список книг, которые необходимо прочитать образованному человеку. В 2009 году Newsweek опубликовал рейтинг ста лучших романов мира, где «Война и мир» заняла первое место, подвинув «1984» Джорджа Оруэлла и «Улисса» Джеймса Джойса на второе и третье места. 2010 год, в который отмечалось столетие со дня смерти писателя, был ознаменован настоящим бумом спроса на Толстого. В Америке и Германии вышли новые переводы «Анны Карениной», на Кубе и в Мексике прошли книжные ярмарки, посвященные Толстому. В это же время вышли фильмы «Последнее воскресенье» и «Лев Толстой: живой гений». Наконец, в 2012 году вышел широко обсуждавшийся в СМИ и социальных сетях фильм Джо Райта «Анна Каренина».

В некоторых европейских изданиях Толстому присуждают титул «самого великого в истории романиста». На фоне неослабевающего внимания к русскому писателю и тех почестей, которых он удостаивается в зарубежной прессе, отечественное почитание классика как-то меркнет. В самом деле, в России Лев Толстой занял почетное место в пантеоне русской литературы, и этой констатацией, в принципе, все и ограничивается. Для нас столетие со дня смерти автора «Войны и мира» и «Анны Карениной» прошло как-то незаметно. Особенно по сравнению с масштабностью освещения 200-летия Александра Сергеевича Пушкина.

Часто в недостатке внимания к фигуре Толстого у нас в стране винят школьную программу: обязательное изучение Льва Николаевича в школьные годы отбивает охоту перечитывать его в зрелом возрасте и реактулизировать те смыслы, которые он вкладывал в свои произведения. Для большинства его образ остается связанным с мрачными воспоминаниями о добровольно-принудительном чтении школьных лет. Однако иностранные обозреватели склонны рассматривать это забвение исходя из политической перспективы. Отлучение Толстого от РПЦ, его критику государственного режима, анархические взгляды, которые проповедовал писатель в конце жизни, — все это, как считают зарубежные аналитики, делает фигуру Толстого неудобной для нынешнего российского политического режима.

Сложно сказать, насколько подобная трактовка соответствует действительности. По сути, с легкой руки зарубежных и некоторых отечественных журналистов Толстой превратился в «оппозиционного» писателя, даже после смерти продолжающего критиковать российскую действительность. Но ведь по большей части зарубежных издателей и читателей Лев Николаевич интересует именно в качестве признанного классика русской литературы. Так же как и у нас, среди европейской публики Толстой ценится, прежде всего, за освещение «фундаментальных ценностей» и «добротный» литературный язык.

По признанию немецких и английских издателей, его книги переиздаются постольку, поскольку освещены авторитетом классической литературы, и поэтому есть гарантии, что они будут проданы. Мало кто обращает внимание на радикализм философии и политических взглядов писателя. Гораздо больше иностранного читателя интересуют семейные хроники и такие традиционные темы, как взаимоотношение полов, по отношению к которым историческая эпичность и социальные зарисовки нравов скорее являются экзотическим дополнением.

Ярким тому примером как раз является последняя экранизация «Анны Карениной», в которой семейная драма представлена как универсальная трагедия, которая могла произойти в любом месте и в любое время. Социальное окружение и исторический контекст служат лишь декорациями, малозначительным антуражем. На что, собственно, создатели фильма указывают напрямую, театрализовав развертывающееся действие.

С другой стороны, нельзя не заметить существующие различия в восприятии Толстого у нас и за рубежом. В отечественной программе как-то не принято выделять пацифистские мотивы в творениях Льва Николаевича. Его «Война и мир» остается для нас одним из произведений, воспевающих героизм русского народа, и продолжает использоваться в русле духовно-патриотического воспитания. При этом описания цинизма и ужасов войны, которые нашли отражение, например, в «Севастопольских рассказах», уходят на задний план. В случае же восприятия Толстого в зарубежной прессе его антивоенные посылы оказываются актуальны.

Например, в английской «Open democracy» интервенции в Ирак и Ливию рассматриваются через призму различий во взглядах Толстого и Достоевского на Русско-турецкую войну 1877 — 1878 годов. Когда началось противостояние между балканскими государствами и Османской империей, Федор Михайлович горячо поддерживал идею вступления России в этот конфликт. Лев Николаевич, напротив, придерживался сдержанной, «непатриотичной» позиции, и высказывал сомнения по поводу необходимости вмешательства российского государства в войну, которая не затрагивает его народа напрямую. Эти сомнения он, в том числе, вложил в уста героев «Анны Карениной», которую как раз заканчивал в это время. Достоевский был взбешен такой позицией. Подытоживая печальные итоги Русско-турецкой войны для России, «Open democracy» задается вопросом о последствиях современных интервенций.

Еще одна тема, которую у нас принято обходить стороной, — это война на Кавказе. В европейских же изданиях в связи с ней вспоминают произведение Толстого «Хаджи-Мурат». Яркий, насыщенный образ мятежного горца, сбежавшего в итоге и от чеченцев, и от  русских, неприглядный портрет царя Николая I, отрезвляющее бытописание войны и политических интриг делает этот роман не самым удобным для российской политической конъюнктуры. Но зато он находит свое место в арсенале критиков современных военных кампаний в Чечне.

Кроме того, с фигурой Толстого связывают таких известных политических деятелей, как Махатма Ганди и Мартин Лютер Кинг. Творец индийской независимости в молодости прочел «Царство Божие внутри нас», которое оказало на него сильное влияние. После этого Ганди вступил с Толстым в переписку, опубликованную затем в 1910 году в журнале «Indian Opinion».

Вдохновлялся идеями писателя и борец за права чернокожих в Америке. Также как и Толстой, Кинг придерживался идеи ненасилия, считая духовное возвышение эффективнее открытого физического противостояния. Тем самым влияние взглядов Толстого на зарубежную историю и мировоззрение оказалось глубже, чем кажется на первый взгляд. Некоторые обозреватели видят сходство с идеями Льва Николаевича даже в таких протестных движениях, как «Occupy Wall Street». Хотя остается не очень понятным как примирить женские образы, созданные писателем, с феминистскими идеалами нашего времени.

Конечно, бесспорным является влияние Толстого как писателя на мировую литературу — прежде всего, на английскую и немецкую. Как отмечают исследователи, произведения русского классика нашли горячий отклик в кругу левых писатетелей-экспрессионистов во время Первой мировой войны. Для англичан Толстой остается непревзойденным создателем масштабных эпических полотен, умевшим сводить множественные сюжетные линии в единое полифоническое полотно.

Различные примеры актуализации литературного наследства Толстого в зарубежной прессе заставляют задуматься об отношении к его трудам в России. Для отечественной публики Лев Николаевич остается представителем другого времени, другой страны, далеким от нашей современности, настолько же полезным, как и учебники по истории — то есть для общей эрудиции.

Примечательно, что рассматривая вслед за зарубежными журналистами Толстого как «неугодного писателя», российские обозреватели в то же время отмахнулись от анархистских воззрений писателя как сумасбродных, оставив только его критику режима и церкви. Возникшая политическая мода, ненадолго вытащившая Льва Николаевича из пыльного чулана классики, вряд ли приведет к  существенному переосмыслению его трудов. С другой стороны, затасканные «вечные ценности» всегда остаются в тренде.

Виктор Гессов

По материалам:  tcenavoprosa.ru