Ночь. Комната. Постельное белье
В тонах пастельных.
Я в нем, как в облаках, в небытие
Плыву бесцельно.

Я в кокон одеяла завернусь –
Так слаще спится.
Из бабочки я в гусеницу тщусь
Вновь превратиться.

 

И сбрасываю легкую пыльцу
Румян под утро:
Ребенку абсолютно не к лицу
Ни тушь, ни пудра.

И если «быть» предполагает «жить
В трех измереньях»,
То, я предпочитаю дальше плыть
Не по теченью.

А против, чтобы чистой в судный час
Предстать пред Богом.
Младенцем без греха и без прикрас
К Его чертогам

Идти легко и видеть впереди –
У входа прямо,
Спеша прижать к тоскующей груди,
Меня ждет мама.

****

Мой век двадцать первый – оплаченный трафик,
Где мамина смерть, словно вписана в график
Меж дел неотложных отдельной строкою.
И рядом – «молиться о вечном покое»,
А дальше – работа, экзамен, собранье,
И нет в этом списке строки «наказанье».
И нету в нем слов про душевные муки,
Кто душу чужую возьмет на поруки?
Я знаю о Том, кто оплачет потерю,
Иду к Нему в Дом, и, боюсь, что не верю.
Я ставлю свечу, потому что так надо,
Родившийся век – за двадцатый расплата.

****

Мы сегодня в доме
Не топили печки.
Зеркала завесив,
Зажигали свечки.
Гости приходили –
Не за стол сажали.
Без вина и песен
Маму провожали.
А с собой в дорогу
Не полна котомка:
Горсть земли в кулечке,
Свечка да иконка.
Тем, кто остается
Будет утешенье:
Всем Господь дарует
Милость и прощенье.
«Всем милость, всем прощение…»

 

****

Я выздоравливаю, я
проснулась утром
и поплыла на волнах бытия
легко и мудро.
Улыбкой новый день учусь встречать,
терпеть, не плакать,
ведь путнику не могут помешать
ни дождь, ни слякоть.
Как наша претерпевшая страна,
очнусь и в стремя.
Я сильная. Я выживу. Одна. В любое время.