Запись первая 

Здравствуйте, милая ОлгВен!

Гонит ветер по небу низкие серые облака, напоминая о естественном круговороте времен года, которые сменяют друг друга, не давая миру застыть навеки в безысходной неизменности… И только в далеком, неведомом, безмолвном краю, куда занесла Вас какая-то неизвестная и неодолимая сила, ничего не меняется и не происходит…

Казалось бы, как просто! — вломиться в пещеру, изрубить в куски ненавистную,- по-своему несчастную,- рептилию, разбить рукояткой меча хрустальное стекло и, наконец, коснуться горячим дыханием самого уголка прохладных уст…

Только где та пещера?…

И под какой личиной скрывается бестелесная рептилия?… И как отыскать тот хрустальный многогранник — хранилище некогда беспечного, отзывчивого сердца?..

****

 Запись четвертая

 Яблоня

По соседству с не самыми парадными павильонами, приютившимися на боковых аллеях, окаймленных коротко стриженными живыми изгородями, яблоня чувствовала себя одиноко…

Ее почти нетронутая осенним ветром и первыми снежными зарядами листва неожиданно ярким зеленым пятном выделялась среди потускневшего растительного окружения. Казалось, смена времени года, — закономерная и, потому, ожидаемая,- застала ее в раздумьях. Яблоня не видела никакого смысла готовить себя к зиме: расставаться с листвой и делать все остальные, такие привычные и такие, как оказалось, ставшие бессмысленными вещи…

Повинуясь инстинкту, она выносила на своих ветвях необычно щедрый урожай, но — как и во все предыдущие годы, сколько она себя помнила — он оказался никому не нужным. Стоило детской руке потянуться к повисшему на нижней ветке или упавшему в траву спелому плоду, напоенному шипучими соками, родившимися внутри ее естества, непременно раздавался сердитый окрик: «Не тронь Это нельзя есть…….

И все чаще звучало непонятное, и потому еще более пугающее слово: «экология»…

Из горьких раздумий ее вывели двое рабочих, которым, видимо, было дано распоряжение переставить тяжелую скамейку с изогнутыми чугунными опорами на другую сторону асфальтовой дорожки.

За последние несколько лет яблоня привыкла к чужеземной речи, перемежаемой ненормативными словами некогда великого и могучего, знакомого ей с детства, языка. Но, очевидно, скамейка оказалась достаточно тяжелой, и потому, голоса прозвучали достаточно громко, чтобы отвлечь ее от тягостных размышлений.

Очнувшись, она вдруг вспомнила, как эта скамейка давала приют влюбленным парам, которые спасались в тени ее ветвей от дневного зноя, на который так щедро оказалось непривычно засушливое лето. Они сидели в обнимку, обменивались ничего не значащими фразами, стараясь не касаться того предмета, который более всего будоражил их чувства в тот момент. В общем, вели себя, как и подобает влюбленным…

И какая-то,- почему-то еще теплая,- капелька сока щекотно шевельнулась под ее остывающей корой. «А все же, не такая уж плохая это штука — жизнь!», -подумала яблоня, засыпая…

И случайный прохожий зачем-то обернулся, уловив тонким слухом мягкий шелест упавшего в траву первого, не выдержавшего тяжести снега, зеленого листа…