Весна оказалась для Николая Васильевича Гоголя временем счастливым и трагичным: 1 апреля 1809 г. он родился, а 4 марта 1852 г. умер. Ранняя его смерть внезапно обрушилась на Москву — ведь писатель в последние годы жизни не часто появлялся в обществе, предпочитая небольшой круг самых близких друзей, хотя и от них скрывал почти все, что делалось в ту пору в его душе — душе больного, грешного человека, который осознал свою греховность и ищет пути к спасению.

На этом пути было немало трудностей. Одни были видимы внешне, для других нужен был более углубленный, духовный взгляд. Гоголю нужен был духовный старец, который мог бы понять его, взять на себя грехи его. Писатель предпочитал не говорить о многом даже на исповеди — ведь великого старца ему найти не удалось, даже в Оптиной пустыни Калужской губернии, куда ездил многократно за советом.

Внешние, так сказать, медицинские причины кончины писателя интересуют и по сию пору многочисленных исследователей. Однако есть и еще некоторые причины столь ранней смерти Николая Васильевича. Пребывают они вне общепринятых рамок, а скорее связаны с некоторыми народными воззрениями на человеческую природу и сущность общения людей с не совсем чистыми силами.

В ранних своих произведениях Гоголь ввел в русскую литературу немало всякой нечисти. Вспомните хотя бы «Вий». Снятый советскими кинематографистами фильм по этой повести нельзя смотреть без страха. Материалы для подобных произведений — всякого рода записи «ужастиков», народных примет, обрядов и заклинаний присылала Гоголю по его просьбе мать Мария Ивановна. Понятно, что для сбора таких сведений в этнографические экспедиции ей ездить не приходилось — достаточно было просто сходить на деревню рядом с собственной усадьбой.

Можно с уверенностью сказать, что занятие всякого рода колдовством, знакомство с нечистой силой были на родине Гоголя явлением вполне обыкновенным, заурядным и очаровательных Солох было немало.

Не была в этом отношении исключением и гоголевская Васильевка (Яновщина) — имение на Полтавщине, где жило немало поколений Гоголей-Яновских — именно так звучит полностью фамильное прозвище писателя.

Гоголь не единожды вспоминал, что обязан своему появлению на свет не только докторскому искусству, но и святителю Николаю Мирликийскому. У матери писателя было перед тем два выкидыша, она боялась опять потерять ребенка, а потому дала обет назвать его в честь святителя Николая, дабы тот стал небесным покровителем будущего гения русской литературы. Кстати, в ту пору было сложно с врачебной помощью и как будто именно потому и перебралась мать писателя из отчего дома рожать в другой — в село Сорочинцы, в дом доктора Трофимовского.

В июне 1903 г. писатель А.Мошин записал в доме Гоголей рассказ сестры писателя Ольги Васильевны. До некоторой степени он проливает свет на загадки биографии автора «Мертвых душ». Интересно, что она — последний ребенок в семье — родилась в один день со своим единственным братом — первым из выживших в семье детей. «Холода он очень боялся. В последний раз он уехал отсюда с намерением прожить зиму в Риме, но заехал в Москву, там друзья стали упрашивать его остаться, пожить в России, не ездить в Рим. Брат очень отговаривался, все повторял, что ему вредны морозы… А над ним подшучивали, уверяли его, что все это ему так представляется, что отлично он перенесет зиму в России. Уговорили брата… Он остался и умер.

Потом старший мой сын умер. Тогда нам стал невыносим наш старый дом… Есть в народе такое поверье: если строящий дом подрядчик рассердится на хозяина и если «заложит дом на его голову», то несчастья тяготеют над тем домом. В нашей семье все мужчины умирали… Мы решили, что проклятый этот дом, и срыли его, а новый построили, хотя и рядом почти с прежним, но все же на другом месте. И вот какое странное было явление после того, как разрушили старый дом. Под Светлый праздник (Пасхи — А.Б.) наша горничная отпросилась пойти к своим родным, собралась уходить, но легла отдохнуть на минутку и крепко заснула. А когда проснулась, рассказала нам, что видела сон: будто бы старый, прежний дом был цел, и она там была, и видела в том доме много мужчин, только одних мужчин, ни одной женщины. И стала она рассказывать нам, кого видела. Назвала моего умершего сына, моего брата, отца… «А еще, — говорит, — видела мужчину с черной бородой», и другие приметы стала говорить. Мы узнали по ее рассказу нашего умершего дядю, которого она никогда не видела и не знала. Также она рассказала нам и о других наших умерших мужчинах-родственниках, которых видела в этом сне, но которых она никогда не знала…»

Надо сказать, что при этом женщины в роде Гоголей отличались завидным здоровьем и долголетием. Так, мать писателя умерла на восьмом десятке, и то оттого, что несколько переела после Великого поста. Это же касается и сестер писателя — редких долгожительниц.

Возможно, именно в доме заключались причины многих несчастий этой семьи, особенно если принять во внимание предрасположенность мужской ее части к усиленному восприятию всего не совсем «чистого».

В минувшем столетии искусство тех, кого «топор одевает, обувает да он же и кормит» — плотников, доведено было до совершенства. Ну а поскольку расчет с ними производился далеко не всегда честно хозяева старались недоплатить положенное, то мастеровые люди придумывали самые хитроумные приспособления, дабы хозяевам насолить. Поскольку в ту пору немало было всякого рода знахарей и колдунов, в обычной жизни промышлявших в том числе и плотницким ремеслом, то свои сокровенные знания они также применяли против обидевших их хозяев.

Самой примитивной формой наказания были щепки, закладывавшиеся между бревен, так что избу нельзя было проконопатить. В этом месте всегда промерзало. В Тенишевском этнографическом бюро были сведения о том, что однажды в Новгородской губернии плотники так наколдовали, что всякому, кто бы ни вошел в дом, в переднем углу казался лежащий покойник. Избу решили сломать. В переднем углу при этом под лавкой был найден вбитый гвоздь от гроба. Знали плотники и всякого рода тайные наговоры: «Дому не стоянье, дому не житье, кто поживет, тот и помрет». При этом бревна тесались не вдоль, а поперек.

Потому-то плотников и полагалось задабривать при всяком ответственном моменте строительства. Пьют облажейное, заручное, поднимают, обсевают матицу. Последний обряд особенно важен, ну а так — достаточно было просто быть честными, платить сполна и соблюдать все обычаи старины седой…

После слома старого гоголевского дома все в этой семье пошло хорошо. Появлялось на свет много детей, которые жили долго и были здоровыми. Однако и малейших признаков одаренности в них не было, хотя до того и отец писателя, и мать, и уж, конечно, сам он отличались большими талантами. Не помог даже подбор новой родни из талантливых семей. Старший сын сестры писателя Елизаветы Васильевны Николай Владимирович Быков женат был на Марине Александровне Пушкиной — родной внучке великого поэта.

Странным образом смерть свою Гоголь, вероятно, предчувствовал. Он всегда избегал встреч с добрейшим и милым московским «доктором бедных» Федором Петровичем Гаазом. Однако в ночь на новый 1852 год он нечаянно встретил доктора, выходившего из комнат хозяина дома, где жил писатель. На своем ломаном русском языке Гааз пожелал ему, разумеется, от всего своего доброго сердца такого нового года, который даровал бы ему вечный год… Действительно, високосный 1852 год свел писателя с вечностью, как в вечной всемирной истории литературы остались его сочинения.

Алексей Буторов

По материалам: www.utro.ru