Уже довольно долго в России и в эмиграции ведутся споры о том, кто первым взял термин Гесиода и Овидия «Серебряный век» и ввел его в русский культурный оборот. Кто в ХХ веке, оглядываясь на былое литературное величие, применил эти слова к яркой и короткой эпохе, начавшейся в 1890-е с первыми символистами и резко оборванной социальными катаклизмами 1917-го и последовавшей идеологической цензурой. В числе предполагаемых авторов термина побывали за последние годы именитые поэты, критики, мемуаристы, а также один знаменитый философ.

Книга американского слависта Омри Ронена «Серебряный век как умысел и вымысел» кладет конец спорам.

О чем говорил Николай Бердяев?

Имя Николая Бердяева постоянно называют в числе самых вероятных авторов термина. Как показывает Омри Ронен, за этим стоит явное недоразумение, а «виноваты» несколько строк из мемуаров поэта, критика и мемуариста Сергея Маковского:

«Томление духа, — размышлял С.Маковский в предисловии к своим воспоминаниям «На Парнасе «Серебряного века»» (писавшимся в конце 50-х, а вышедшим посмертно в 1962-м), — стремление к «запредельному» пронизало наш век, «Серебряный век» (так называл его Бердяев, противополагая пушкинскому — «Золотому»), отчасти под влиянием Запада».

Никакого «Серебряного века», утверждает О.Ронен, у Бердяева ни в одной работе нет, так что не случайно замечание такого специалиста, как Борис Гаспаров: «Маковский ссылается на Николая Бердяева как на источник выражения, но я его не смог обнаружить ни в одном из бердяевских текстов».

Начало ХХ века, напоминает автор книги, Н.Бердяев часто «называл русским ренессансом, культурным, духовным, мистическим, художественным, но отнюдь, как он подчеркивал, не религиозным». И далее: «Единственный случай, когда, насколько известно, Бердяев в самом деле воспользовался «металлургическим» тропом в применении к веку, это его обсуждение возрожденческих признаков творчества Пушкина и вообще пушкинской эпохи (…) Называя пушкинскую эпоху «золотым веком», Бердяев следовал традиции, прочно установившейся уже во второй половине девятнадцатого столетия».

Анна Ахматова?
Марина Цветаева?
Владимир Вейдле?

Термин «Серебряный век» вполне мог быть усвоен культурной традицией благодаря ахматовской «Поэме без героя», фрагмент которой появился в 1945г. в «Ленинградском альманахе» под заглавием «Шаг времени»:

На Галерной темнела арка,
В Летнем тонко пела флюгарка,
И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл.

Или — из статьи Марины Цветаевой «Чорт», напечатанной в парижских «Современных записках» в 1935г., правда как раз без нужных слов о «нас, детях серебряного времени».

Но ни та, ни другая первыми в этом словоупотреблении не были.

Отметает Ронен и первенство В.В.Вейдле, известного парижского критика и автора важной в данном контексте статьи «Три России» (1937): «Владимир Вейдле пользовался некоторым влиянием как изящный, хоть и поверхностный эссеист, и его подход к России как к гениальной неудачнице несомненно, производит впечатление на молодых читателей, которые не знакомы с вдохновлявшими его идеями по первоисточникам».

«То, что Владимир Вейдле, — продолжает исследователь, — мимоходом воспользовался наименованием «Серебряный век», говоря о десятилетиях, непосредственно предшествовавших революции, вовсе не значит, что идея «Серебряного века» к 1937г. уже стала общим достоянием или «носилась в воздухе», как любят говорить популяризаторы чужих мыслей. Просто Вейдле, подобно многим литературным критикам с художественным темпераментом и в отличие от людей науки, редко утверждал себя ссылками на источники цитат или заимствований. В данном случае он всего лишь поступил по примеру того литератора, у которого он концепцию Серебряного века взял».

Николай Оцуп?

В 1961 г. в Париже вышел посмертный сборник Николая Оцупа «Современники». Одна из его статей, «Серебряный век русской поэзии», открывалась словами: «Пишущий эти строки предложил это название для характеристики модернистической русской литературы».

Как поясняет Омри Ронен, Николай Оцуп (1894-1958) был в последние свои годы очень обеспокоен тем, что авторство броского и запоминающегося термина уплывает из его рук и упорно переадресовывается Николаю Бердяеву. Неясно, замечает О.Ронен, известно ли было Оцупу, о чем пишет в предисловии ко второму тому своих мемуаров Сергей Маковский (об авторстве Бердяева), но он хотел упредить неверную атрибуцию:

«Представляется более вероятным, что Оцуп защищал свой «приоритет» от В.Вейдле (…) Во всяком случае, Вейдле, по-видимому, принял на свой счет посмертную реплику Оцупа, поскольку впоследствии он, продолжая непринужденно пользоваться термином «Серебряный век» в своих собственных целях, высказал оговорки по поводу его ценности и свою готовность отказаться от него вовсе (…) Итак, справка, с которой начинается статья Оцупа, имела свой психологический, если не литературно-исторический резон: он, очевидно, начисто забыл, что сам когда-то позаимствовал выражение, становящееся у него на глазах всеобщим достоянием, и решил сделать заявку на авторские права».
Круг Александра Блока

Еще прежде Н.Оцупа аллегория века-металла появилась в непосредственном окружении Александра Блока. Приблизительно десять лет назад известный исследователь той поры Роман Тименчик, комментируя первое российское издание сочинений Оцупа, отметил, что термин был употреблен поэтом и мемуаристом Владимиром Пястом в предисловии к его воспоминаниям «Встречи» (1929).

А еще пятью годами раньше по поводу «Серебряного века» много пролил полемического яда другой автор, укрывшийся под грибоедовским псевдонимом Ипполит Удушьев. В действительности, это был не кто иной, как Разумник Васильевич Иванов-Разумник, и статья его (хоть и напечатанная в малоизвестном сборнике «Современная литература», Л., 1925) не затерялась вовсе. С ней был, например, знаком Глеб Струве.

Статья Иванова-Разумника, как отмечает О.Ронен, была направлена «для начала против Замятина и Серапионовых братьев, а затем против акмеистов и формального метода (…) Иванов-Разумник и Пяст несомненно знали об оценке Серебряного века друг у друга (…) Не исключена, таким образом, возможность прямой полемики между двумя друзьями Блока, один из которых был идеологическим предтечей и восприемником «Двенадцати», а другой из-за «Двенадцати» прервал отношения с Блоком».

Занимался своей периодизацией русской литературы и Дмитрий Святополк-Мирский (в свой эмигрантский период), употребляли этот термин Василий Розанов и Владимир Соловьев, но у всех у них речь шла только о русской литературе XIX века. И Омри Ронен остановился бы в своих поисках на Пясте и Иванове-Разумнике, если бы не еще одна, на этот раз действительно загадочная фигура начала века — Глеб Марев.

В 1913 г. Г.Марев издал в Петербурге манифест «Конечного Века Поези», открывавший брошюру, озаглавленную «Вседурь. Рукавица современью». Владимир Марков, включивший его в качестве приложения в антологию «Манифесты и программы русских футуристов», допускал возможность, что «Вседурь» является пародией, но указывал, что «полной уверенности нет»: «Недавний парад «Чэмпионата поэтов» увершил историю Поези предельным достижением. Пушкин — золото; символизм — серебро; современье — тускломедная Вседурь».

В завершение своего впечатляющего экскурса в историю понятия Омри Ронен пишет:

«Когда бы этот век, прозванный «Серебряным», ни пришел к концу — в 17-м году, или в 21-22-м — с гибелью Гумилева и смертью Блока и Хлебникова, или в 30-м — с самоубийством Маяковского, или в 34-м — со смертью Андрея Белого, или в 1937-39-м — с гибелью Клюева и Мандельштама и кончиной Ходасевича, или в 40-м, после падения Парижа, когда Ахматова начала «Поэму без героя», а Набоков, спасшись из Франции, задумал «Парижскую поэму», посвященную, как и ахматовская, подведению итогов, наименование «Серебряный век» было всего лишь отчужденной кличкой, данной критиками, в лучшем случае как извинение, а в худшем — как поношение. Сами поэты, еще живые представители этого века, Пяст, Ахматова, Цветаева, пользовались им изредка со смутной и иронической покорностью, не снисходя до открытого спора с критиками. В наши дни название осталось в употреблении историков искусства, критиков и литературоведов как стершийся и утративший свой первоначальный, да и вообще какой бы то ни было аксиологический смысл, но не лишенный жеманности классификационный термин, применяемый за неимением лучшего».

В предисловии к книге Вяч. Вс. Иванов оговаривает: «Замечания Ронена о некоторых советских и эмигрантских литераторах поучительны, хоть и не бесспорны. Быть может, сыщик не должен брать на себя все обязанности присяжных; я совсем не уверен, что книга данного жанра должна предписывать мнение о правильности или неправильности термина, употребление которого прослеживается в ней во времени. Но Ронен делает это со всем художественным изяществом, присущим его исследованиям».

Затаившийся автор установлен. Книжка в полтораста страниц набита ценнейшими сведениями не хуже иной энциклопедии. Остается спросить: а кто же тогда произнес: «Золотой век»? И мимо этого не прошел дотошный Омри Ронен: Павел Плетнев, тот самый, кому посвящен «Евгений Онегин».

Иван Толстой