– Снова!.. Начни снова. Вот с этих слов: «Встань, бедный самозванец!» — в глазах Зои Никитичны уже полыхают молнии.
Передо мной на коленях стоит уставший и, кажется, уже безразличный к происходящему Толя Яблочкин. Я, стараясь придать голосу надменность, холодность и презрение, уже в который раз повторяю: «Не мнишь ли ты коленопреклоненьем, как девочки доверчивой и слабой, тщеславное мне сердце умилить? Ошибся, друг. У ног своих видала…» Нет, сегодня «Сцена у фонтана» не идёт…
– Придётся отказаться от этой сцены, — выносит приговор Зоя Никитична. — И руки у тебя болтаются, не могут найти себе места.
– Ну, чо мне с этими руками делать?! — вырывается у меня.
– Чо, чо!.. Не будет из тебя Марины Мнишек с твоим «чо»!
В голосе учительницы столько презрения, что меня бросает в жар. Это было моё последнее «чо» в жизни.

А Пушкин всё сильнее раскрывался и забирал в полон мою душу. Никогда не забыть мне наш школьный театр, крошечную сцену в торце коридора на первом этаже, где оживали сказки А.С. Пушкина, «Цыганы» с плясками и страстями, полная юмора и занимательных превращений «Барышня-крестьянка», сцены из «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова». Однажды «Цыганы» были поставлены на сцене клуба сахарного завода, коллектив которого когда-то построил нашу школу, а клуб был культурным центром посёлка. По-моему, шёл 1954 год. Все жители посёлка сбежались смотреть спектакль, который ставили десятиклассники. Мне, шестикласснице, он казался верхом совершенства. Алеко играл любимец всей школы Адик Сельминский, Земфиру – изящная девушка (имени не помню, она училась в нашей школе всего один год) с прекрасными внешностью и вокальными данными, которая пела романс «Старый муж, грозный муж, режь меня, жги меня…» так, что зал захлебнулся овациями! Говорят, впоследствии она стала актрисой театра оперетты в Алма-Ате (а может быть, в Ташкенте).
В конце 1998 года я видела «Сцену у фонтана» из «Бориса Годунова» в школьном театре 20-й школы нашего города в постановке Александра Николаевича Елизарова (бывшего директора и играющего актёра городского театра) и была рада, что школьные театры возрождаются, позволяя юным почувствовать всю прелесть пушкинской поэзии, окунуться в удивительные характеры героев произведений великого дарителя Слова.
Первой оперой в моей жизни была опера «Евгений Онегин». Я слушала её в Новосибирском театре оперы и балета зимой 1958 года. Знакомые, любимые строчки стихов вдруг ожили и зазвучали по-новому, окрашенные чудной музыкой Петра Ильича Чайковского. Всё, что происходило на сцене, казалось реальным, родным, узнаваемым до мелочей. И в то же время потрясало новизной, музыка поднимала душу на новую высоту, усиливая красоту пушкинских строк. Я помню это потрясение, оно живёт во мне и сейчас, спустя полвека…

Пушкин приходит к каждому из нас в раннем детстве.
…В нашей избе топится печь, мама шьёт, старшая сестра заучивает стихи. Я сижу у окна и гляжу во двор, укутанный первым пушистым снегом. Он падал всю прошедшую ночь, почти весь сегодняшний день. И земля, вчера ещё чёрная и сердитая, сегодня сияет чистотой и свежестью, будто невеста.
Сестра читает: «Вот бегает дворовый мальчик, в салазки Жучку посадив, себя в коня преобразив…» Удивительно, но именно после этих слов я вижу: Джек, наш пёс, изо всех сил тянет санки, в которых сидит мой брат Толька. Джек худой и жилистый, со впалыми боками. Его коричнево-чёрная морда, которую я так люблю ласкать, вытянулась, и на ней застыла жалобная гримаса отчаяния – «За что мне такие муки?!»
– Мама, мама! — кричу я. — Смотри, Толька на Джеке катается! Запряг его в санки…
Мама оставляет шитьё, подходит к окну.
– Ах ты, паразит, чо выдумал! Собаку мучить!..
Подбегает к окну и сестра. Но Тольки и Джека уже и след простыл. И вновь я слышу : »…себя в коня преобразив, шалун уж заморозил пальчик. Ему и больно, и смешно, а мать грозит ему в окно…» Вот если б Толька усадил Джека в санки, а сам повёз! Тот мальчик, что в стихах, наверное, любил свою собаку больше, чем мой брат. Мне грустно и обидно за Джека. Я потихоньку плачу и уже не радуюсь снежному сиянию за окном. Стучит швейная машинка, сестра повторяет: «Александр Сергеевич Пушкин. Зима… Зима! Крестьянин, торжествуя…»
– Пушкин, Пушкин… Толкушкин! — говорит мама сама себе и тихонько смеётся.

А лет десять спустя тот же брат мой Толька, увидев меня, восьмиклассницу, с провожатым из десятого, вогнал моментально в краску пушкинскими строчками: «Чуть лишь из пелёнок, кокетка, ветреный ребёнок! Уж хитрость ведает она, уж изменять научена!» Он знал наизусть целые куски из романа «Евгений Онегин» и нередко использовал их, смущая моих подружек каким-нибудь подходящим фрагментом, например: «Но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что с вами днём увижусь я.» Лица девчонок полыхали огнём, а он, лукаво улыбнувшись, уходил с видом победителя.
Десять лет назад, сидя у гроба моего брата Анатолия Петровича Ярославцева — талантливого инженера, ведущего шахматиста города Белокураха, истинного коммуниста по убеждению – и глядя на его высокий, крутой лоб, ещё красивое лицо, тонкие ноздри (такие бывают у чувственных натур), я думала о том, почему же он так и не встретил или не удержал своё счастье, свою судьбу, не был по-настоящему любим? Может быть, жизнь его оборвалась так рано потому, что ни утром, ни днём, ни вечером ему не на кого было смотреть влюблёнными глазами?! Может быть… Грустно. Больно.

Пушкин… Иногда мне кажется: всё, что случилось со мной в жизни, он знал заранее и сумел описать с такой точностью, так проникнув в состояние души, что остаётся только удивляться и восхищаться его даром предвидения. Думаю, так кажется не мне одной. Не раз, идя с кем-нибудь по осеннему лесу, вдыхая запахи увядающей красоты, я вдруг где-то в стороне слышала: «Унылая пора! Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса, — люблю я пышное природы увяданье…» А ведь и я внутри себя держала именно эти слова, эти необыкновенно прекрасные строчки — объяснение в любви родной природе. И спутник мой в эти мгновения думал об этом же. Разве это не чудо?!
Мне нравится у Пушкина очень многое, практически почти всё, но почему-то чаще всего я открываю «Евгения Онегина». Это же кристалл — жизнь с тысячью гранями, кладезь мудрости! Однажды, прочитав «Кого любить? Кому же верить?» ( 4 глава, ХХ11), я поначалу удивилась. «Любите самого себя», — призывает поэт. А ведь нам с рождения внушали: не будьте себялюбцами, это дурно, позорно, гадко! Однако, вчитываясь в строчки, размышляя над ними, я всё более принимала позицию автора. Любить себя. Это не так просто. Со всеми пороками, странностями, слабостями. С одной строны — это гармония с самим собой, гарантия жизнестойкости. С другой — стремление к самосовершенствованию, постоянному и непрерывному, требовательное отношение к своему здоровью, внешности, профессионализму, духовному развитию. Не это ли залог успеха во всём, так необходимый в наше трудное время?!

А так современен пушкинский «Скупой рыцарь» с его неукротимой жаждой возвести свой холм наживы любой ценой — »…Обманов, слёз, молений и проклятий…»! Немало их сегодня, этих «скупых рыцарей», обокравших народ России, владеющих её богатствами.
«Да! Если бы все слёзы, кровь и пот, пролитые за всё, что здесь хранится, из недр земли все выступили вдруг, то был бы вновь потоп…» — говорит охваченный жаждой обогащения герой трагедии.
Вот и наши «герои» возжелали править великим народом, стремясь превратить всех нас в своих лакеев и холуёв: »… сбегутся нимфы резвою толпою; и музы дань свою мне принесут, и вольный гений мной поработится, и добродетель и бессонный труд смиренно будут ждать моей награды…» Это же сегодняшний день России! Вот оно — предвидение А.С. Пушкина на два века вперёд. И отвратительно видеть надменные и, чаще всего, тупые рожи сегодняшних «скупых рыцарей», которые возомнили себя хозяевами страны!..

Как-то я спросила одного из членов городского литературного объединения «Парус» — читал ли он Пушкина. «Нет, не читал и не собираюсь. Пушкин — это прошлое. Он не современен и потому мне не интересен», — ответил тот. Мне стало искренне жаль его, ведь парень считал себя поэтом. К сожалению, не все, стремящиеся войти в литературу со своим Словом, знают или хотя бы пытаются соприкоснуться с творчеством А.С. Пушкина: его поэзией, прозой, драматургией.
Помнится, одно из заседаний «Паруса» пришлось на 150-летие со дня смерти поэта. Как обычно, читали и обсуждали новые произведения, болтали, шутили… Начали собираться домой. Я не выдержала:
– Давайте почитаем Пушкина. Сегодня — день его памяти.
– Вот сама и почитай, раз предложила!
Оказалось, никто ничего не помнил, даже из школьной программы. Я стала читать наизусть фрагменты из романа «Евгений Онегин». И вдруг увидела, как разволновались мои товарищи по объединению, заговорили об Александре Сергеевиче, его творчестве и судьбе. Значит, всё это жило в памяти, только надо было её разбудить! И всё-таки кое-кто так и остался равнодушным.
Теперь я участвую в заседаниях другого литературного объединения — «СКИФ». В честь 205-й годовщины со дня рождения Пушкина мы провели большой городской праздник «Бегом к Пушкину», где пелись романсы на его тексты, звучали его стихотворения, был даже выход «цыган» под гитару с песнями и плясками.
А поэт из села Сростки Анатолий Лещёв, руководитель творческого объединения «Камушки», в середине 90-х годов предложил проводить на родине В.М. Шукшина детский Пушкинский фестиваль. Впервые он состоялся в 1997 году 6 июня, в день рождения великого поэта России. И проводится до сих пор благодаря сотрудникам Сростинского музея Шукшина. На него приезжают талантливые школьники и студенты не только Бийска и Бийского района, но Барнаула, других городов Новосибирской и Кемеровской областей, из городов и посёлков Горного Алтая. Я много лет возила туда детей, которых влюбляла в поэзию в поэтическом кружке «Ступеньки» при школе № 1 Бийска. С какой радостью мы готовились к фестивалю — не описать! Дети посвящали стихи поэту, учились красиво читать его произведения, они несколько раз становились победителями и творческого, и чтецкого конкурсов. Они влюбились в произведения Пушкина по-настоящему и, верится, на всю жизнь!
А в «СКИФ»е имя Александра Сергеевича, его стихи всегда на слуху. И по-другому быть не может, ведь «СКИФ» — это союз культуры, интеллекта и фантазии. А Пушкин — настоящий фейерверк из этих составляющих!

Мой Пушкин…
Я могла бы рассказать и о том, как его имя, его произведения поддержали меня, помогли. Но… не надоела ли я читателю? Надеясь на его благосклонность и терпение, опишу ещё несколько эпизодов моей жизни, связанных с Александром Сергеевичем.
Однажды у меня с сестрой Кларой наметился разлад. Я тяжело переживаю такие ситуации, места себе не нахожу, всё валится из рук. Но… случилось следующее: однажды Клара участвовала в каком-то городском празднике, её пригласили на сцену в команду. Всё было интересно и весело. Когда же ведущий спросил мою сестру, кто её любимые поэты — классики и современники — она назвала Пушкина и Тимофееву (то есть меня), тотчас прочитав моё небольшое стихотворение «Танки». Зал её аплодировал. Когда мне стал известен этот факт, я поняла, что сестра не только любит меня, но и гордится мной. И наши отношения наладились. Так Пушкин нас помирил.
В течении двух лет я на добровольных началах, после основной работы, вела драматический кружок в 39-й школе нашего города, где учился мой сын Алёша. Как мы репетировали «Сказку о мёртвой царевне и о семи богатырях» А.С. Пушкина, об этом можно написать целую повесть. У нас было два актёрских состава, работники сцены, осветители, звукооператоры, гримёры… И сам «Пушкин»! Весь 5-й класс хотел участвовать в спектакле, никто не уходил с репетиций, приходилось иногда вежливо выпроваживать лишних. И дети, недавно совершенно не умевшие двигаться по сцене и чётко, красиво, правильно выговаривать слова текста, через месяц репетиций (а они проводились дважды в неделю) стали стройными, пластичными, способными к импровизации, с достаточно хорошей дикцией. Так им нравилось репетировать! Они знали всю сказку наизусть. И я любовалась ими. Когда взрослые увидели игру детей, художественное и музыкальное оформление её (а мы всё делали сами — дети и я), изумились…
А через несколько лет мы встретились с Сергеем Ли (он в сказке играл королевича Елисея. В классе тогда мягко подшучивали: «И жених сыскался ей — королевич Ли Сергей), уже взрослым, высоким и красивым юношей. Поговорили… И в конце нашей беседы он вдруг признался, что благодарен мне — я научила его любить Пушкина. Как я была счастлива! Такие мгновения незабываемы, они дают силы на много лет вперёд.
«Сказку о мёртвой царевне» я читала однажды у костра в одном из походов на турбазе. Было уже заполночь, костёр догорал, перепеты все любимые песни, рассказаны анекдоты, а расходиться по палаткам не хотелось. Дело было в августе, о берег билась уже спокойная Катунь, меркли звёзды. А я наизусть читала сказку. Неуёмные мальчишки и девчонки из ПТУ вдруг присмирели, уткнулись взглядами в догорающие угли костра, и, когда сказка кончилась, кто-то из ребят выдохнул: «Господи! Чудо какое — эта сказка!.. Спасибо Пушкину и вам тоже.» Эти необласканные серца, а у большинства не было родителей, откликнулись на чудо. И это тоже было чудом.
А разве забудется такое: мой маленький сын просит почитать. Я соглашаюсь. Из стопки детских книжек он выбирает «Сказки А.С. Пушкина», удобно устраивается у меня на коленях, раскрывает книжку и, увидев на первой странице репродукцию с тропининского портрета великого поэта, всматривается, уже в который раз, в его лицо и серьёзно говорит: » Дядя Путкин… Здр-равствуйте!»
Сказки прочитаны. Сын закрывает книжку и так же серьёзно прощается: «Спасибо, дядя Путкин… До свидания… До скор-рой р-радости…» А я удивляюсь его последним словам, и душа моя ликует — сын полюбил сказки нашего великого и мудрого поэта, он вновь готов их слушать и жить «до скорой радости»!
Александр Сергеевич Пушкин… Звучит как музыка, родная и прекрасная. Он в нас прочно и навечно, до последнего мгновения. Как жизнь, как любовь, как самая добрая память.

Валентина Тимофеева

Сайт автора: www.vptimofeeva.name

(1 votes, average: 5,00 out of 5)

 Loading ...