Иван Александрович Гончаров — один из крупнейших писателей русской реалистической прозы XIX века. Белинский отмечал высокое мастерство Гончарова в обрисовке образов и характеров персонажей, Добролюбов говорил о полноте отражения русской жизни в его произведениях. Автор знаменитых романов «Обломов» и «Обрыв» рассказал о своем отношении к жизни, людям, творчеству. В воображаемой беседе использованы выдержки из публицистических работ писателя.

— Нередко можно слышать упреки в адрес писателей, которые избирают трагические сюжеты, показывают внутреннюю уродливость своих персонажей, безобразные явления. Как вы считаете, в романах совсем нельзя обойтись без отрицательных лиц?

— Всякий из нас, насколько есть таланта, стремится к верному и по возможности полному изображению жизни. Талант имеет то драгоценное свойство, что он не может лгать, искажать истину; художник перестает быть художником, как скоро он станет защищать софизм, а еще менее, если он вздумает изображать сознательно ложь. Перестанет он также быть художником и в таком случае, если удалится от образа и станет на почву мыслителя, умника или моралиста и проповедника. Его дело изображать и изображать.

Изображать одно хорошее, светлое, отрадное в человеческой природе — значит скрадывать правду, то есть изображать неполно и потому неверно. А это будет монотонно, приторно и сладко. Света без теней изобразить нельзя. Мрак без света изобразить легко, и искусство давно уже стало на отрицательный путь, то есть перестало льстить людям, отыскивая в них одни хорошие стороны и забывая мрачные. Гоголь справедливо сказал, что если бы он в «Ревизоре» допустил хоть одно безупречное лицо, все зрители непременно подвели бы себя под него, и ни один, даже про себя, не взял бы на свою долю ни одной дурной черты порочных лиц.

Писатель тогда только, во-первых, напишет дельно, когда он не будет находиться под влиянием личного увлечения и пристрастия. Он должен обозревать покойным и светлым взглядом жизнь и людей вообще, — иначе выразит только свое я, до которого никому нет дела.

— Ваш герой Обломов — по характеру созерцатель. Таких в современном обществе практически не найдешь. Наше время диктует новые правила — деятельность во всем: на работе, дома, в отношениях с людьми. Мы даже на отдыхе не перестаем быть на связи с друзьями и коллегами. Как вы думаете, важно к чему-то стремиться и куда-то бежать или все-таки стоит остановиться, оглядеться, вдруг мы делаем что-то не правильно?

— Жизнь состоит из двух различных половин: одна практическая, другая идеальная. В первой мы — рабы труда и забот; она отравлена существенными потребностями: каждый, как пчела, ежедневно обязан принести, для общей пользы, каплю своего меда в бездонный улей света. В той жизни самодержавный властелин ум: много жертв приносит человек этому деспоту, много отдает лучших своих минут и радостей на обмен огорчений, сухих, чуждых душе, трудов и усилий. Та жизнь как томительный сон, как давление ночного духа; от нее пробуждаешься, как от обморока, к другой половине жизни. Не такова последняя: в ней уже нет муравьиных хлопот и мышьей беготни к пользе общей. Там перестаешь жить для всех и живешь для себя не одной головой, но и душой, и сердцем, и умом вместе. То половина эстетическая: в ней простор сердцу, открывающемуся тогда для нежных впечатлений. Когда утомленные первою, скучно-полезною… стороною жизни, вы захотите сбросить с себя иго тяжелого существования и занесете ногу над пропастью… остановитесь, пойдемте со мной: я поведу вас туда, где вы отдохнете и успокоите боль души, освежите сердце, как бы оно черство ни было, и отрезвитесь от скуки: там наберетесь утешительных впечатлений, и вам станет легко — опять до новой скуки.

Портрет Ивана Гончарова работы художника И.Крамского

— Если каждый день читать российские издания, то скучать не придется. Все чаще в СМИ обсуждается личная жизнь крупных чиновников и знаменитостей, выставляются напоказ дорогостоящие свадьбы, путешествия, убранство «дворцов».  Как вы думаете, что за этим стоит на самом деле? Нужно ли вот так на всю страну показывать свое благосостояние?

— Сколько есть людей, так называемых образованных, то есть учившихся разным наукам и искусствам, танцующих, играющих на чем-нибудь или во что-нибудь и поющих, — людей, живущих, как они сами говорят, в свое удовольствие, стало быть, людей с деньгами (о безденежных я не говорю: все это мало до них касается). Эти люди приезжают в гости, разряженные в пух, украшенные брильянтовыми булавками, перстнями, окованные чудовищных размеров цепочками на массивных замках, с брегетом и золотой табакеркой в кармане — словом, со всеми претензиями на богатство, блеск и роскошь. А пробовал ли ты нечаянно приезжать к таким людям домой и заставать их врасплох? Отчего хозяин при виде постороннего человека, едва взглянув на него, не сказав ему ни слова, не протянув руки, бросается от него, как от врага, опрокидывая столы, стулья, подносы и прочее? И отчего, наконец, ты ждешь потом час или два появления приятного семейства? А оттого, что этот великолепный барин ходит частенько дома в разорванном халате, часто без жилета, без галстука, с клетчатым бумажным платком в руках, в каких-нибудь валеных домашней работы сапогах.

И сколько, сколько таких людей, у которых правило — хорошо одеться только в гости да по воскресеньям, а в будни и дома они считают себя вправе проходить так, в чем-нибудь, надеть старенькое, чтоб не жаль было таскать.

— Умением красиво жить русские люди часто удивляют Запад. Вечеринки в Монте-Карло, виллы на Лазурном Берегу, роскошные интерьеры опять же…

— Сколько есть охотников пощеголять своим житьем-бытьем как-нибудь, ослепив ближнего мишурой. Так, иной наставит у себя скрипучей и жесткой мебели, лишь бы она походила фасоном на модную. Нечего и говорить о том, что хозяин не только не бросается на нее небрежно, чтоб понежиться, но и не садится, а обходит осторожно мимо, потому что или больно сесть на нее, или она развалится от прикосновения к ней. Другой увешает стены своей квартиры такими картинами, в которых рамка дороже живописи. Воображают, что живут хорошо. Вот где зло: в грубом и одностороннем понимании уменья жить. Этих людей вводит в дурной тон боязнь и ложный стыд, чтоб не сочли их хуже других, или желание показать, что они живут роскошно. А сочетать комфорт или удовлетворение собственных потребностей во всем, что относится до образа жизни, как-то: до убранства жилища, до платья, до пищи и т.п., с наружным изяществом — они не в силах. Если бы еще было одно безвкусие: оно часто проявляется бессознательно и неумышленно и оправдывается ограниченностью взгляда на вещи, происходящею от недостатка воспитания, от неразвития вкуса; это более жалко, нежели смешно; но смешно, когда к этому примешается неудачная и бессильная претензия блеснуть, произвести эффект на других. Таковы люди дурного тона: что с ними делать? Что искать сучка в глазах других? Постараемся увидеть бревно в своих собственных.

— Есть ли золотая середина в русском характере? Каким, по вашему мнению, должен быть идеальный, порядочный человек?

— Порядочный человек есть тесное, гармоническое сочетание наружного и внутреннего, нравственного уменья жить. Первую роль в нем играет, разумеется, нравственная, внутренняя сторона этого уменья. Наружная есть только помощница или, лучше, форма первой. Человек хорошего тона усваивает себе изящные манеры и благородный тон как необходимое воспитание, как средства принадлежать к хорошему обществу; хороший тон и изящные манеры у порядочного человека проистекают не машинально из одного воспитания только или из привычки и из обычая, а вместе из внутренней, душевной потребности.

Порядочный человек не грубит никому, не делает сцен, не оскорбляет наглыми, презрительными взглядами не потому только, что это резко и угловато, а потому, что неразумно и несправедливо. Поэтому порядочный человек есть непременно вместе и человек хорошего тона. Он даже может быть иногда также и львом, но это чисто случайно, смотря по личному его вкусу, образу жизни, занятиям, точно так же как он может быть, тоже случайно, и не довольно внимателен к этой внешней стороне уменья жить, может не ловить моды, не следить за всеми ее капризами, но, однако же, обязан покоряться общим и главным ее законам в известной степени, настолько, чтоб не казаться резким явлением, чтоб не нарушать условий и форм, принятых хорошим обществом; в противном случае он должен будет сложить с себя титул порядочного человека и остаться только добрым, честным, благородным или справедливым, словом, хорошим человеком.

— Вы пробовали свои силы в качестве рецензента и публициста. Почему не получилось на этом попроще?

— Зачем я не писал и не пишу ничего другого? Не могу, не умею! То есть не могу и не умею ничего писать иначе, как образами, картинами, и притом большими, следовательно, писать долго, медленно и трудно.

Я не публицист, не присяжный критик, я жил и писал больше всего под влиянием фантазии — и вне последней перо мое мало имеет силы, не производит действия! Напрасно просили моего сотрудничества в журналах в качестве рецензента или публициста; я пробовал — и ничего не выходило, кроме бледных статей, уступавших всякому бойкому перу привычных журнальных сотрудников. Напрасно тоже некоторые предлагали мне задачи для романа. «Опишите такое-то событие, такую-то жизнь, возьмите тот или другой вопрос, такого-то героя или героиню!».

Не могу, не умею! То, что не выросло и не созрело во мне самом, чего я не видел, не наблюдал, чем не жил, — то недоступно моему перу! У меня есть (или была) своя нива, свой грунт, как есть своя родина, свой родной воздух, друзья и недруги, свой мир наблюдений, впечатлений и воспоминаний, — и я писал только то, что переживал, что мыслил, чувствовал, что любил, что близко видел и знал, — словом, писал и свою жизнь и то, что к ней прирастало.

— Кого вы считаете для себя примером для подражания в русской литературе?

— Пушкин громаден, плодотворен, силен, богат. Он для русского искусства то же, что Ломоносов для русского просвещения вообще. Пушкин занял собою всю свою эпоху, сам создал другую, породил школы художников, — взял себе в эпохе все, кроме того, что успел взять Грибоедов и до чего не договорился Пушкин.

В материале использованы выдержки из работ И.А. Гончарова: «Письма столичного друга к провинциальному жениху», «Хорошо или дурно жить на свете?», «Намерения, задачи и идеи романа «Обрыв»», «Лучше поздно, чем никогда», «Мильон терзаний»; романа «Обыкновенная история».

Елена Алмазова

По материалам сайта: rusplt.ru