Когда позади позиции артиллерийского орудия разорвался вражеский снаряд, красноармейцы-ветераны Николай-Оружейник и Архип-Лошадник, — как они прозывали друг друга, — не сразу поняли, что произошло, поскольку все их внимание было сосредоточено на огневой поддержке атаки, которую предприняла немногочисленная пехота, выскочившая на брустверы окопов и устремившаяся вперед вдоль реки, на противоположном берегу которой окопался противник.

Бой оказался на редкость упорный: к полудню пули и осколки снарядов буквально косили солдат; снаряды противника рвались и спереди, и сзади окопов.
Вообще-то, по штату на «сорокопятку» положено пять военнослужащих – они же справлялись вчетвером; но в какой-то момент на орудие, расположенное в лощине метров триста слева, по телефону была затребована срочная помощь, и командир со вторым заряжающим ринулись по солдатским окопам перебраться к другому, замолкнувшему было орудию.
Николай-наводчик и Архип-подносящий остались временно вдвоем, не считая замаскированного зеленью кустов коня-бугая, привязанного к остову полевого плуга, брошенного в овраг за ненадобностью на период сурового военного времени.
Два красноармейца не так скорострельно, но продолжали вести артиллерийский огонь по врагу, намереваясь подбить редкие немецкие танки. Однако фашист наседал и, переправившись через реку, мог при поддержке бронемашин взять в «клещи», а то и в окружение вырвавшийся на оперативный простор батальон пехоты.
Ситуация определенно складывалась критически – того гляди, придется отступать в спешном порядке, чтобы сохранить живую силу для последующих более успешных маневров с целью разгрома противника, — тогда уж только бы ноги унести, не то что орудие спасти, тем более, что зарядные ящики почти опустели и подмоги в критической ситуации ожидать не приходилось.
Вдруг позади себя невдалеке бойцы услышали одиночные винтовочные выстрелы и нечеловеческие вопли: «Вернись, скотина!», «Пристрелю, контра!»
Когда артиллеристы обернулись назад, их взору предстала не то комичная, не то драматичная картина.

Первая заповедь конюха или кавалериста содержит запрещение стрельбы с коня, а тем более в коня.
Можно было подумать, что вырвавшийся из упряжи, поврежденной осколками разорвавшегося где-то в овраге вражеского снаряда, конь-тяжеловоз вознамерился покинуть поле проигрышного боя и, воспользовавшись широкой лесистой поймой реки, видимо, в кои-то веки, вдоволь наесться сочной луговой травы и люцерны, пока люди в военной форме выясняют отношения посредством смертоносного оружия.
Однако дорогу лошади к побегу пытался преградить лейтенант заградотряда, того самого который последние пару месяцев неотступно следовал в арьергарде батальона пехоты, имея приказ по дивизии «Ни шагу назад!», означавший, что всех паникеров и беглецов изобличать, а то и на виду у нестойких военнослужащих расстреливать.
Вообще-то враг уже не один день отступал на этом участке фронта под боевым напором советских войск, но, видимо, в штабе дивизии не очень рассчитывали на безграничную самоотверженность солдат при отсутствии своевременного подвоза на передовые позиции необходимых боеприпасов, а то и продовольствия.
В условиях ожесточенных боев артиллерийский взвод, приданный к стрелковому батальону, постоянно подвергается риску оказаться в плену у противника, поскольку при тактическом отступлении пехотинцы не очень склонны помогать перезапрягать тягловых лошадей, способных перетаскивать орудия на новые позиции в тылу пехоты.
У дальнобойной артиллерии таких проблем нет – знай, палят из своих гаубиц по врагу. Иной раз, горе-вояки не считают нужным прекратить свою пальбу–фейерверк фугасно-осколочных снарядов, даже когда краснознаменные пошли в наступление и, того гляди, попадут под обстрел своих уродимых.
Чего греха таить — сплошной кавардак: то ли разведка не поспевает за оперативной ситуацией, то ли отчитываются дальнобойщики-убойщики о проделанной работе количеством израсходованных снарядов, — трудно понять.
Это при том, что на передовой действует приказ «Беречь боевые патроны и снаряды!»
Как мыслится беречь патроны, не сберегая военнослужащих — загадка, поскольку в отсутствии солдат невозможно организовать фронтовые склады и схроны, недоступные артиллерии и авиации противника.
Красноармейцы Николай и Архип – заряжающий и наводящий – израсходовали не одну сотню снарядов с начала Курской битвы в первых числах июля 1943 г.
Конечно, многие артдивизионы к тому моменту были укомплектованы армейскими вездеходами, но в условиях болотистой местности и речных пойм штабные начальники большие надежды возлагали на гужевую тягу.
Нашему орудийному расчету достался владимирский тяжеловоз — трудолюбивый, добронравный, спокойный конь, обладающий энергичной походкой.
В каких только передрягах конь не выручал артиллеристов, но и они, если что, помогали боевому другу вытащить пушку из болот и трясин лесных дорог на сухое, твердое покрытие, по которому колеса с резиновой шиной, считай, сами катятся, куда нужно.
Иногда Николай-Оружейник и Архип-Лошадник умудрялись прокатиться верхом на пушке или подпятничках переднего щитка. Ну и, соответственно, баловали коня, регулярно кормили и ухаживали за верным помощником.

В этот злосчастный день с момента приказа гвардейскому стрелковому полку о начале наступления на позиции упертого неприятеля ничто не предвещало беды.
Конечно, сама война, которая длится уже больше двух лет, ничего хорошего не сулит. Хорошо еще, что наш человек ко всему привыкает с неимоверной быстротой. Порой, все тяготы позади, а человек все еще живет по старому, в ожидании, что новое, того гляди, рухнет, и, не успев вкусить слабину, придется еще туже завязывать не только пояс, но и постромки лошади, запряженной в артиллерийскую повозку.
Наводящий Николай давно уже проникся стратегической задачей Красной Армии изничтожать врага, но на пути их артиллерийского взвода почему-то не уменьшалось количество вооруженной техники противника, так что Архип-заряжающий устал уже нянчиться с артиллерийскими болванками.
Боеприпасами «сорокопятку» снабжали заранее или подвозили в зарядных ящиках на телегах. Порой до пяти ездок подводы делают по мере расходования снарядов на протяжении дневной, а то и вечерней перестрелки с противником.
Последние несколько дней прошли в позиционном противостоянии: врагу не хватало сил смять линию нападения красных бойцов, нашим не хватало сил атаковать немца в лоб.
К тому моменту, о котором идет речь, Николай и Архип со своим орудием расположились на небольшом пригорке, прикрытом спереди небольшим кустарником. Зарядные ящики быстро опустошались. Новых подвод со снарядами не предвиделось. Из конной тяги оставалось рассчитывать только на владимирца-тяжеловоза.
Конь находился в низине оврага, замаскированный высокой травой на гребне и густым кустарником в низине.
Пока два друга обстреливали из своей «сорокопятки» вражеские средства бронетехники на том берегу, конь пощипывал опаленную порохом траву вокруг своего стойбища, невдалеке от места артиллерийского гнезда.
Когда же на позиции артиллерийского орудия упал вражеский снаряд, то освободившийся от упряжи конь, подстегнутый к тому же грохотом взрыва, не рухнул на землю, не встал, как вкопанный, а ринулся в тыл к ближайшему лесу, намереваясь укрыться, а то и временно уклониться от своих военных обязанностей, не осознавая суть замысла военного командования, поставившего его в уязвимое положение среди запаниковавших служак.

 
Строго говоря, конь был реквизирован военкоматом и поставлен на довольствие наравне с рядовым составом Красной Армии: никаких излишеств, но пайка жмыха, торба овса и пучок сена коню были гарантированы службой тыла антигитлеровского фронта.
Конечно, доведись, Не дай Бог!, падеж или смерть коня, артиллеристам положена замена лошади, но это довольно сложная процедура, поскольку связана с канцелярской волокитой.
Короче, можно себе представить состояние одного из заградотрядовцев, с раннего утра сидевшего в засаде с обязанностью блюсти исполнение окопными стрелками приказа Главкомверха «Ни шагу назад!»
А тут вдруг наблюдается намерение покинуть боевые позиции фронта не ползком, не шагом, а вскачь.
Осознав, что конь не внемлет приказаниям заградовца-засадовца, тот начал стрелять сначала вверх, потом в коня.
Вообще-то, он поступал опрометчиво, поскольку в его винтовке было не так уж много патронов, и, доведись отступать под натиском врага, ему было бы нечем отстреливаться, а попасть в плен к немцам для него по инструкции было смерти подобно.
Не мешкая, службист устремился за конем в рощицу, что располагалась в тылу от фронтовых окопов. Но поскольку конь ломанулся не на шутку с передовых позиций с намерением покинуть поле боя, то заградотрядовец прекратил преследование коня в глубь леса, чтобы высшее заградительное начальство не посчитало его самого дезертиром.
К началу вечера кругом сверкало и грохотало, и когда наш засадовец выбрался из лесочка, то увидел осиротевшую артбатарею Архипа и Николая.
Желая излить свой гнев и неудачу с поимкой коня, службист-особист, перебегая с места на место, а кое-где перебираясь ползком, достиг безлошадного орудия.
Николай и Архип уже приготовились к канцеляристскому выговору, а то и трибуналу военного времени, как вдруг артобстрел со стороны противника усилился и враг начал отдельными группами переправляться через реку.

 
Вот тут красноармейцы-пехотинцы стали спешно возвращаться на линию своих окопов, опасаясь окружения, а вскоре и вовсе начали поспешно отступать с прежней линии обороны. Видимо, им была дана общая команда «Отступать».
Не прошло и четверти часа, как наша троица оказалась на нейтральной полосе между противостоящими сторонами.
Хошь-не-хошь, артиллеристам надо было разворачиваться вспять вместе со стрелковым полком, прихватив с собой «сорокопятку».
А как?
Проще всего представлялось бросить пушку без гужевой силы и впоследствии списать ее как потерянную в бою или покореженную.
Но в присутствии заградовца это было невозможно.
Николай, освободив лафет и колеса орудия из земли, предложил всем троим впрягаться в постромки вместо одной лошадиной силы.
Вот когда питерский особист понял, как владимирский конь его выставил.
Наверное, службисту следовало ласково, дружелюбно, доверительно приветить коня у края лесочка. Конь, ведь, натура тонкая, ранимая, не то что какой-нибудь дезертир или паникер.
Но война так измотала нервы засадовца, что прекратись она завтра, служака подозревал бы каждого вольного солдата в бегстве с линии несуществующего фронта и хватался бы за свое оружие по малейшему поводу.
К вечеру друзья по несчастью потери коня из последних сил кружным путем добрались до основной позиции вовремя отступивших пехотинцев.
Каково же было изумление заградотрядовца, когда он увидел, что конь ранним утром вернулся к Архипу и Николаю в расположение артиллерийского взвода.
Красноармейцы встретили коня не только с радостью, но и благодарно предоставили пищевое довольствие, хотя призовой лошадиный кусок хлеба из пшеничных отрубей могли бы, что называется, и сами умять, а коня не признать.

 
Зато фуражного овса и ячменя конь мог отведать вдосталь. В полевых условиях бойцам нередко было голодно, но на лошадиное сено и силос никто не зарился, — все-таки двуногий человек отличается от четвероногого существа: что поесть коню в радость, для человека гадость.
— Вот что значит любовь и привязанность лошадей к человеку, — не могли надивиться Николай-Оружейник и Архип-Лошадник, — несмотря на бесчеловечные условия, в которые порой попадает скотина по вине или прихоти людей, отстаивающих свободу Родины.

Эдуард Скворцов

(4 votes, average: 3,00 out of 5)

 Loading ...