Больше четырех лет Артем Дубровин штудировал в столичном институте азы рисовального искусства, а также академической живописной школы.
В его зачетке преподаватели выводили положительные оценки что за семестр, что по итогам года. Но со временем чувство тревоги все больше охватывало молодого человека. 

Артем отчетливо осознавал, что рисует он углем и пишет маслом грамотно, аккуратно, но душа у него витает где-то в других сферах. 
Ему определенно нравится волейбол, водное поло, художественная гимнастика, фигурное катание. Между тем, нарисованное на ватмане или на холсте его самого не радует и не волнует. Порой он с завистью смотрит на моментальные классные фотографии, сделанные специалистами своего дела: красота, сила, динамика движения, волевые черты лица спортсмена – все схвачено.

Доведись какая либо беда, и все, сделанное им в художественной студии вдруг  пропадет, — он не только не будет сожалеть, но, скорее всего, обрадуется, что ему не надо беречь то, что ему недорого: груда академических эскизов и несколько папок с жанровыми зарисовками.

В начале первого семестра на пятом курсе для студентов ввели обязательные занятия с натурой.
В изостудии устанавливали разнообразные роскошные натюрморты,  приглашали для позирования колоритных людей разного возраста и причудливых профессий.

Студент Дубровин добросовестно отрабатывал занятия с предлагаемой натурой. Он пробовал писать натюрморт, начал писать портрет военнослужащего, начал писать портрет полуобнаженной артистки на фоне натюрморта.
Однако скука, самая банальная скука охватывала его на третьем или четвертом сеансе.

Между тем, кончался первый семестр, и следовало готовиться к дипломной работе, чтобы получить путевку в серьезную живопись, а не превратиться в ремесленника по изготовлению рекламных плакатов или вычурных вывесок модных бутиков.

Со второго семестра на пятом курсе к основным занятиям в мастерской факультативно на платной основе студентам предоставили возможность поработать с обнаженной натурой.
В рекреации учебной части на втором этаже вывесили прейскурант услуги позирования для индивидуальной или групповой практики рисования.
Артем Дубровин с упорством маньяка стал записываться на занятия с обнаженной женской натурой.

У него было два варианта: или работать с одной натурщицей весь семестр, или после трех-четырех сеансов менять одну натурщицу на другую.
Возможность работы в группе студентов с натурщицей он для себя отверг сразу: чего стоит завистливое подглядывание студентов друг за другом, с другой стороны – неизбежно соперничество студентов за ракурс модели.

Однако индивидуальное позирование стоило больших денег: с некоторого момента молодой человек влез в долги к приятелям и родственникам, которые у него были малосостоятельные, а, главное, абсолютно невосприимчивые к жертвам во имя изобразительного искусства.

После того, как Артем прекратил работу с третьей натурщицей, студент попробовал продолжить сеансы с первой женщиной.
И о, ужас! Теперь это была совсем другая натура: изменилась ее прическа, слегка опухли веки, обвисли щеки; груди, живот и коленки приобрели какой-то специфический красноватый оттенок. Продолжать начатый эскиз было немыслимо.

Артем выбрал себе в списке прейскуранта услуг позирования самую молодую, изящную и дорогую женщину.
Вот, уж поистине: молодо — не даром, тонко – да звонко, мило – не хило.
Живописная модель покорила его с первых минут работы.
Юноша стал ходить по мастерской, выбирая ракурс, потом долго любовался контурами обнаженного тела против солнечного света, зачем-то вооружился масштабной чертежной линейкой, и только тут осознал, что, если он будет медлить, то ему просто не хватит денег, чтобы оплатить требуемое для работы число сеансов.

Сначала студент-рисовальщик попросил обнаженную девушку позировать ему в положении стоя, как если бы он предполагал написать Хлою, срывающую с высоких кустов зрелые плоды фруктов. Однако Хлоя без Дафниса — все равно, что Джульетта без Ромео.

Натурщица взмолилась, чтобы молодой человек позволил позировать сидя, потому что ей сегодня еще предстоит много стоять, ходить и, вообще, испытывать мытарства из разряда каждодневных, прежде чем она доберется до постели, чтобы иметь возможность выспаться, и с утра, приведя себя на утреннем туалете в порядок, снова ринуться в водоворот городской и служебной суеты.

– Эврика! – воскликнул Артем Дубровин.
Художник не знал, да и не мог знать, что у него получится при работе с великолепной натурой, но он понял, что нужно делать.
Артем предложил нагой женщине сесть перед ним на краешек стула левым боком чуточку вперед, слегка поднять левую ногу, установив ступню на маленькую скамеечку, поднять руки и скрестить их за головой, как если бы она поправляла свои волосы на затылке.
В таком положении она выглядела чрезвычайно привлекательной, но без налета эротики.

Художнику представилась на красочном полотне женская сексуальность утреннего туалета, которая открывается на короткое время после счастливого пробуждения, перед тем как встать на ноги с кровати, принять душ, позавтракать, одеться и далее по суточному графику женщины, не обремененной семьей и домогательствами мужа.

Дубровин лихорадочно прописывал материальную основу натуры для своей будущей картины.
Лицо вполоборота требовало повышенного внимания в отношении пропорций и выразительности. Женская грудь с приподнятыми сосками, плечи, локти рук, контур тела, переходящего от шеи в спину, левое бедро и голень. Сами ноги, а точнее ступни, композиционно ему не были нужны, но он решил их написать хотя бы графически, исходя их житейского принципа: кашу маслом не испортишь.

Воспроизводя анатомические особенности и живописные ракурсы натурщицы, он уже начал внутренне трепетать и возбуждаться: ему не терпелось задрапировать обнаженную фигуру полупрозрачной утренней тканью, написать небрежно откинутое одеяло, ниспадающий край простыни, край подушки с наволочкой. Слева от зрителя, справа от прелестницы художником мыслилась спинка стула со свободно лежащим халатом яркого праздничного цвета, который должен был рефлексировать на обнаженном теле.

Дубровину еще предстояло разобраться с источником солнечного света: то ли это прямой свет из окна позади женщины, то ли приглушенный из затененной веранды, или свет, отраженный от белых стен, белых простыней, белого пеньюара.

Но сейчас на студийных занятиях ему предстояло поймать яркий солнечный дневной свет, чтобы удостовериться в правильности светотеней, падающих на открытое тело и на постель от полупрозрачного халатика с засученными рукавами, накинутого на плечи.

Проблема замысла состояла в том, чтобы зрителя завораживала не столько безупречность форм и цвет кожи молодой женщины, сколько атмосфера праздничности и живописного обаяния, исходившего от пробудившейся женщины; атмосфера, заполнявшая все пространство картины, каждый сантиметр которой светился восторгом и свежестью утра женщины, которая готовится покинуть постель с намерением через короткий промежуток времени войти в многообещающий день необычный, волнительный и восхитительный…

В какой-то момент Артем встрепенулся и почувствовал, как его лба касается рука, держащая мокрый платок. Он беспомощно лежал на полу перед мольбертом, а натурщица макала платок в тазик с водой и приводила Артема в чувство.
Дубровин попытался встать, но девушка воспрепятствовала его намерению.
– Вы побледнели и потеряли сознание.
– Почему Вы не ушли?
– Я решила побыть с Вами, хотя время сеанса закончилось.
– Какая жалость… — начал было оправдываться Артем.
– Я побоялась, что, пока не засохли краски, картина может повредиться без присмотра.

Умиротворенный благоразумной речью, Артем сначала сел, а затем встал.
– Помогите мне, пожалуйста, упаковать картину в мольберт.
Предупредив вахтера, они вышли из студии.
Артем еще был слаб. Кружилась голова. Как ни как он уже больше недели практически не завтракал и не обедал. На ужин он пил чай, закусывая плавленым сырком.

Выяснилось, что женщину звали Евгения.
Художник уговорил натурщицу проводить его до дома, где он снимал жилье, а затем подняться в квартиру на третьем этаже.
Евгения не упрямилась. Она решила убедиться, что потерявший сознание в живописной студии благополучно водворится к себе домой.
Каково же было ее удивление, когда она увидела отсутствие какой-либо еды в квартире.

Хорошо, что у нее с собой были куплены на обед кое-какие съестные продукты: кулинарные булочки и мясные полуфабрикаты.
Женщина предложила студенту лечь на диван, чтобы он мог окончательно прийти в себя, а сама удалилась на кухню.

Когда Евгения вернулась с кухни, ее ждало следующее удивление.
Артем заснул. Он спал так крепко, что она не решилась его будить, а села у окна с какой-то книгой.
Села и… заснула.

Среди ночи юноша проснулся, пришла его очередь удивляться.
Но он не решился тревожить сон своей покровительницы, а продолжил спать.
Когда утром Артем проснулся, его ждал новый сюрприз: Евгении в квартире не было.

Студент-выпускник института живописи спешно принял душ, оделся, выпил чаю с печеньем, соскреб по сусекам всю денежную мелочь и вышел на улицу. В ближайшем магазине закупил пачку чая, два батона хлеба, пачку сливочного масла, десяток яиц и, не мешкая, вернулся к себе в квартиру.
Установил посередине гостиной большой мольберт, закрепил свою студийную картину маслом с телом натурщицы и стал колдовать с воплощением живописного образа.

Очевидно, стоило художнику заблудиться в способах реализации замысла, и могла быть искажена, а то и испорчена натурная композиция.
Однако у него не оставалось не только лишнего времени до защиты диплома, но и средств на восстановление натурных эскизов  картины.

Два дня, отгородившись от внешнего мира, студент-художник изнурял себя мыслями, а холст красками, добиваясь гармонии того и другого.
Каково же было его недоумение, когда на третий день раздался звонок в дверь.
Артем чуть не потерял сознание: в дверях стояла Евгения.
Лучшего чуда трудно было себе представить.
Юноша не удержался и расцеловал чудесничу прямо в дверях.
Евгения попробовала усовестить Артема за его напористость и обескураживающую непосредственность.

– Артем, я пришла, чтобы…
Он не дал ей договорить, закрыв поцелуем ее рот.
Евгения обмякла и вручила Артему целлофановый пакет из продуктового универмага. Студент отнес пакет на кухню, помог женщине снять верхнее платье, нашел для нее комнатные тапочки и провел к мольберту.

Евгения искренне обомлела. Она не находила слов. Сказать хорошо, замечательно, она не считала возможным после увиденного, а подыскать искусствоведческие термины и определения ей не позволяло отсутствие художественного образования: но чувства восхищения ее переполняли, и она ничтоже сумняшеся произнесла:
– Шедевр!
– Полно, Евгения. Неужели в художественных студиях, где ты позировала, не приходилось видеть картины лучше и прекраснее?

– Увы! Я практикую натурщицей совсем недавно, — и пояснила. — Срочно понадобились деньги на операцию сыну, которого я привезла с Дальнего Востока в Москву, и мне посоветовали, как быстро заработать необходимую сумму.
– Час от часу не легче! Как видишь, я студент, который приехал учиться в столицу из Тамбовской области. Мне выпало большое счастье поработать с тобой. Но я не уверен, хорошо ли оценят эту работу мои придирчивые педагоги.
– Артем, поверь моей женской интуиции и природному художественному чутью – у тебя все получится.

Евгения в этот день, как ангел-хранитель, подобно нимфе, вдохнула в него уверенность, жизнерадостность, а главное, сытно накормила и… с наступлением вечера улизнула из квартиры-мастерской Артема.
Будущий художник сильно сожалел, но, как говорится, дело — прежде всего.

В первых числах мая состоялся Художественный Совет, на котором были рассмотрены готовые работы студентов.
Сказать, что члены Совета были удивлены картиной Артема Дубровина, ничего не сказать. Они должны были оценить все работы по трехстепенной шкале.
И картина Дубровина удостоилась оценки «отлично».

Вскоре состоялись госэкзамены, а потом и вручение дипломов.
Дубровин надеялся на чудо появления Евгении.
Но, видимо, Всевышний исчерпал набор чудес для студента.

Впрочем, чего только не случается на белом свете? Будущему художнику предстояло жить и творить, творить и жить.

Конечно, ему хотелось, чтобы по мере становления собственного художественного мастерства жизнь у него складывалась счастливо и плодотворно.
Так кто же этого не хочет?
И в творчестве, и в жизни надо бороться, а успехи… либо заставят, либо не заставят себя ждать.

Артем пробовал выяснить, что сталось с Евгенией, но пока ничего определенного узнать ему не удалось.