В какой семье родился Николай Гоголь

В каких семьях рождаются гении? С одной стороны, можно сказать, что родители Гоголя были вполне обычные люди – добрые, набожные, в меру образованные, любили друг друга и жили в мире и согласии. А с другой стороны, они были совершенно необыкновенные люди! Поэтому подробный рассказ о жизни Николая Васильевича мы должны начать издалека, задолго до его рождения.

Итак, Василий Афанасьевич Гоголь-Яновский, отец писателя, происходил из старинного украинского рода. Один из его предков, Остап Гоголь, прославился как казачий атаман. Прадед и дед Н.В.Гоголя были священниками, поэтому Василий Афанасьевич, согласно семейной традиции, обучался в Полтавской семинарии, однако затем выбрал мирскую карьеру. Проработав некоторое время по почтовому ведомству, он вышел в отставку коллежским асессором и удалился в имение в Васильевке, чтобы помогать родителям вести хозяйство. По складу характеру он был необычайно мечтательным и, видимо, несколько сентиментальным. Всюду в саду он обустраивал маленькие беседки, шалашики, аллеи в парке носили поэтические названия. Особенным покровительством Василия Афанасьевича пользовались птицы. Так, стирать бельё в пруду крестьянам было запрещено, так как шум колотушек, которыми это самое бельё отбивали, мог потревожить голубей и соловьёв. Сам же барин писал стихи и пьесы, любил читать и знал латынь.
Совершенно невероятной кажется нам сейчас история женитьбы Василия Афанасьевича. Однажды, будучи тринадцатилетним подростком, он во сне увидел Матерь Божию. Она указала ему на маленькую незнакомую девочку, игравшую возле него и сказала: «Ты женишься на ней, вот твоя избранница». А через некоторое время Василий Афанасьевич с родителями отправился в гости в соседнее имение и там увидел семимесячную девочку на руках кормилицы, дочку помещиков Косьяровских. И сразу понял, что это и есть та самая девочка из его сна! Мария Ивановна воспитывалась у тётки, как раз в соседнем имении, и все эти годы Василий Афанасьевич наведывался к ней в гости, играл с ней в куклы, строил карточные домики, чем, конечно, очень удивлял тётушку.

А как в старину умели ухаживать! Однажды четырнадцатилетняя Мария Ивановна прогуливалась с няньками по берегу реки, как вдруг услышала божественные звуки музыки, доносившиеся с противоположного берега, где как раз и располагалось соседское имение. Музыка сопровождала её на протяжение всей прогулки. Пора было признаваться в любви и делать предложение! Но юная барышня была скорее удивлена и напугана, чем польщена. Она лишь сказала, что любит Василия Афанасьевича, как любит она и весь окружающий мир, и, как и полагается в подобных ситуациях, стремительно выбежала из комнаты. Несчастный влюблённый поделился своим горем с тётушкой, и та как женщина мудрая, взялась всё уладить.
Вскоре сыграли свадьбу, однако из-за крайней молодости невесты, молодым не позволили жить вместе. Однако они так тосковали друг без друга, что через месяц родители сжалились – Мария Ивановна переехала к мужу. Свёкр и свекровь встретили её, как родную.
Как же жили молодые? Да, наверное, примерно так, как позже опишет Николай Васильевич в «Старосветских помещиках» — особенно нигде не бывали, старались не расставаться даже на несколько часов, вмести читали, объезжали угодия. Мария Ивановна признавалась, что никогда не бывала ни на балах, ни на иных шумных собраниях. Муж не хотел, чтобы юная супруга получала уж слишком хорошее образование, ведь сам он никаких иностранных языков не знал. Зато ей в совершенстве пришлось изучить сложную науку ведения хозяйства. Как командовать прислугой, варить варенья, делать соленья, содержать в порядке дом и сад? Попробуйте-ка! У Марии Ивановны получалось отлично.
И вот 20 марта 1809 года в семье наконец родился долгожданный первенец, названный Николаем в честь Николая Чудотворца – Николай Васильевич Гоголь.

Детство в имении

Можете представить себе радость родителей, у которых, наконец-то, после двух мертворожденных детей рождается вполне жизнеспособный, хотя и очень хилый ребёнок! Ради благополучного исхода беременности Марии Ивановны были приняты все меры: заказывались требы в храме, отслужили благодарственный молебен, горела лампадка перед иконой святителя Николая. И рожать Мария Ивановна отправился в Сорочинск, к доктору Михаилу Трахимовскому, так что родной дом Николая Гоголя вовсе не родительская усадьба в Васильевке. И конечно, мать очень боялась потерять долгожданного сына. Оттого маленький Николай был окружён безоговорочным обожанием, и позиций этих не поколебало ни рождение сестры Марии в 1811 году, ни брата Ивана в 1812. «Я ничего в детстве сильно не чувствовал, я глядел на всё, как на вещи, созданные для того, чтобы угождать мне», — писал он позднее матери.
Что мы знаем о детстве Николая Гоголя? Пожалуй, только несколько ярких эпизодов. Вот, например, в очень раннем возрасте его заинтересовали церковные росписи, изображающие адские муки. Мария Ивановна, будучи женщиной крайне набожной, на вопрос сына о том, что же там изображено, ответила, видимо, очень обстоятельно, рассказав ребёнку о Страшном суде. После этого Николай не мог спать по ночам, но вот в церковь ходить полюбил.
Множество таинственных и героических историй слышал он и от бабушки, Татьяны Семёновны. В её комнатах было полным-полно всяких коробочек, шкатулочек и безделушек, так что Никошу, как его тогда называли, так и тянуло в её комнаты. Сами знаете, какие сокровища бывают у бабушек. Так вот, она могла подолгу рассказывать про запорожских казаков, среди которых был и его славный предок Остап Гоголь. А ещё знала бабушка массу народных песен и сказок, которые не всегда оканчивались всеобщим пиром да свадьбой. Вот откуда появились потом такие жуткие истории, как «Страшная месть».
Видимо, от подобных рассказов приключилась и пренеприятнейшая история с кошкой: «Я прижался к уголку дивана и среди полной тишины прислушивался в стуку длинного маятника старинных стенных часов… Вдруг слабое мяуканье кошки нарушило тяготивший меня покой. Я видел, как она, мяукая, осторожно кралась ко мне. Я никогда не забуду, как она шла, потягиваясь, а мягкие лапы слабо постукивали о половицы когтями, зелёные глаза искрились недобрым светом…» Очень страшная это была кошка, так что маленький Николай схватил её, выбежал в сад, и выбросил кошку в пруд, где она и утонула не без его помощи. Потом очень плакал…
Но, к счастью, было много другого, ведь дом Гоголей был весёлым, хлебосольным и весьма изобильным, несмотря на то, что семья никогда не была богата. Отец брал его с братом с собой в коляску, когда объезжал имение, и этим поездкам мы обязаны роскошными гоголевскими описаниями необозримых полей со снопами и стогами, жаркого полдня, клонящихся под тяжестью плодов ветвей яблонь и груш в «Сорочинской ярмарке». А дома Николай с удовольствием рассказывал об увиденном всем домашним, и они восхищались тем, как хорошо он умеет всё подметить и описать. На кухне что-то постоянно варилось, парилось и жарилось, было тепло, уютно и привольно.
Настоящим приключением становились поездки в гости к дальнему родственнику Марии Ивановны и благодетелю семьи Дмитрию Прокопьевичу Трощинскому, сановному вельможе и отставному министру в его усадьбу в Кибинцах. В аллеях парка играл оркестр, дом весь был наполнен драгоценными и диковинными вещицами, а во флигелях для гостей всегда было достаточно народу.

 
Причём уехать от гостеприимного хозяина было подчас невозможно, уж очень он обижался. Сам Трощинский был не то чтобы гостеприимным, но без народа не мог. Но вот Василия Афанасьевича Гоголя-Яновского он отчего-то очень любил. Может быть, благодаря его театральным талантам, ведь Василий Афанасьевич сам писал пьесы, руководил их постановкой и исполнял в них главные роли. Николаю разрешалось присутствовать на репетициях, чем он, конечно же, очень гордился.
А дома, вдохновившись отцовскими постановками, он пытался сочинять стихи. И ещё он рисовал и даже как-то организовал выставку своих картин в Васильевке.
Но пора было учиться. Так что для Николая и Ивана был нанят семинарист, однако дело не двигалось, поэтому в 1819 году родители решили отправить обоих мальчиков в Полтавскую гимназию. Безусловно, оказаться после такой уютной домашней жизни среди множество чужих и не всегда миролюбивых мальчишек было настоящим испытанием, так что дети страдали в предвкушении каникул. Однако эти каникулы закончились весьма печально: от какой-то внезапно настигшей его болезни умер брат Иван, безутешные родители поторопились от греха подальше отправить старшего обратно в гимназию, куда Николай возвращаться уж никак не хотел. Его тихое домашнее детство стремительно подходило к концу.

Нежинская гимназия

Теперь, после смерти младшего брата, на Николая возлагались ещё большие надежды. Он во что бы то ни стало должен был получить прекрасное образование! В Нежине как раз в это время открылась классическая гимназия, основанная князем Безбородко. При помощи Трощинского Николай Гоголь был определён в Нежин в число воспитанников, находящихся на государственном попечении, что освобождало родителей от платы за обучение и пансион. Весной 1821 года отец привёз Николая в гимназию, где мальчику сразу же не понравилось. Но каникулы были не за горами, так что потерпеть было можно. Его будущий товарищ В.И.Любич-Романович так описал его прибытие: « Он был не только закутан в различные свитки, шубы и одеяла, но просто-напросто закупорен. Когда его стали разоблачать, то долго не могли докопаться до тщедушного, крайне некрасивого и обезображенного золотухою мальчика». Да, это только в учебниках литературы гении рождаются на свет сразу в виде бронзовых памятников! А в жизни они подчас даже золотухой болеют и бывают некрасивы, напуганы и нелюдимы.
Учиться Гоголю хотелось не очень. Вот мы, например, перед контрольной по математике подойдём к маме и скажем, что, мол, как-то горло болит и вообще всё не так. И почему в 19 веке всё должно было быть по-другому? Вот пытался увильнуть от школы будущий классик: «Приехавши в Нежин, на другой день стала у меня болеть грудь. Ночью так у меня болела грудь, что я не мог свободно дышать. Поутру стало лучше, но грудь моя всё-таки болела, и потому я опасался, чтоб не было чего худого, и притом мне было очень грустно в разлуке с вами». Но родители проявили твёрдость, ведь дать ему хорошее домашнее образование они не могли, к тому же в том же год в семье родилась ещё одна девочка – Анна.
А вот распорядок дня в Нежинской гимназии был такой, что впору, действительно, было сбежать. Вставали полшестого утра. Умывались и строем шли в церковь, чтоб перед уроками отслужить молебен. Потом скорее в столовую попить чайку и на уроки – с девяти до пяти часов вечера. Обед, разумеется, был. Ужин в восемь, а в девять, после вечерней молитвы, извольте погасить свет и бабай. В тёплое время года можно было ещё побыть в парке, а вот куда денешься зимой? И когда учить уроки? А предметов было очень много: Закон Божий, литература, русский, латынь (по ней у Гоголя были нули да единицы – он читал под партой книжки!), греческий, немецкий, французский, физика, математика, политические дисциплины, география, история, военное искусство, рисование, танцы.

 
В примерном поведении Николай Гоголь тоже замечен не был, вот хоть классный журнал почитайте: « 13 декабря (такие-то и Яновский за дурные слова стояли в углу; 19 декабря, Прокоповича и Яновского за леность без обеда и в угле, пока не выучат свои уроки. Того же числа, Яновского за упрямство и леность особенно – без чаю. 20 декабря (такие-то) и Яновский – на хлеб и воду во время обеда. Того же числа, Н. Яновский, за то, что он занимался во время класса священника с игрушками, был без чаю».
Поначалу товарищи его недолюбливали и даже звали «таинственный карла». Он был необщителен, однако поразительно наблюдателен и остёр на язык, потрясающе имитировал чужую манеру и особенности, так что довести мог кого угодно, и учителей, и одноклассников: «Знаешь, Риттер, давно я наблюдал за тобой и заметил, что у тебя не человечьи, а бычьи глаза». И так каждый день. Спрашивается, кому такое понравится?
Когда Николаю Гоголю было шестнадцать лет, в семье случилась страшная трагедия. Отец его, уже давно болевший, уехал на лечение, но домой уже не вернулся. Мать в то время была беременна, отчаянию её не было границ. Так школьный хулиган и нелюдим остался единственным мужчиной в семье, к тому же и самым старшим из детей. Уже после смерти отца родилась его младшая сестра Ольга. А ещё ведь были и старшие Мария,Анна и Елизавета, мать и бабушка! Он скорбел об отце, поддерживал мать, чувствовал себя теперь ответственным за всё и, наверное, немного гордился. Теперь в своих письмах Николай Гоголь пытался вникать во все детали ведения хозяйства. Однако, куда же деваться, денег на карманные расходы всё равно просить приходилось.
Со временем в гимназии стали появляться настоящие друзья, причём все они со временем стали если не знаменитыми, то достаточно известными людьми – Александр Данилевский, Нестор Кукольник (впоследствии автор патриотических трагедий), Евгений Гребёнка (поэт, писавший по-украински), Константин Базили (дипломат и автор книг о Турции и Греции), Николай Прокопович (педагог и поэт), Василий Любич-Романовский (поэт, историк и переводчик). Не случайно, что все они, став взрослыми, занялись литературой. Во-первых, в гимназии они учредили нечто наподобие библиотеки, где библиотекарем был Николай Гоголь. Он педантично следил за тем, чтоб книги не измазали и не испортили, заставляя надевать при чтении специальные напалечники! И это не удивительно, ведь книжки эти покупались самими друзьями на собственные скудные средства. Ну какие у гимназиста деньги! Уроки литературы были кошмарными, и Гоголь с наслаждением передразнивал преподававшего этот предмет П.И.Никольского, для которого стоящая литература заканчивалась, как это водится, лет сто назад. О Пушкине и Батюшкове он и слышать не хотел. Поэтому «Цыган», «Евгения Онегина» и «Полтаву» переписывали от руки в тетрадь. Сами друзья тоже писали стихи и читали их друг другу. Однажды Гоголь попробовал себя в прозе. Это бала «Братья Твердовичи, славянская повесть». Но друзья разнесли эту попытку в пух и прах и пришли к выводу, что это явно не его стезя. Вот стихи совсем другое дело! Понимаете теперь, отчего он начал с «Ганса Кюхельгартена»? Так что первый прозаический опус был без сожаления отправлен в печку.
Ещё компания издавала рукописные журналы «Звезда», «Рассвет Севера», «Метеор литературы» и даже «Навоз Парнаса». Николай Гоголь в таких журналах мог делать всё от стихов и прозы до иллюстраций. Один из таких журналов был даже вещественным доказательством в разгар скандала с увольнением из гимназии, уже ставшей лицеем, одного из либеральных преподавателей. Вот, мол, до чего доводит вольнодумство!
А потом все увлеклись театром, причём сами просили директора лицея об его организации. Родители помогали с костюмами и прочими нужными театральными вещами. Гоголь играл так хорошо, что его друзья были уверены, что он поступит на сцену. Он так играл в «Недоросли» Простакову, что видевшие его в этой роли уверяли, что даже актёрам императорских театров до него очень далеко.
Однако гимназисты подрастали, и приближалось время, когда пора было покидать Нежин. В родных местах Гоголь не видел для себя точки приложения, его манил Петербург. Некоторые из его добрых знакомых уже пробовали свои силы в далёкой северной столице, у них, может быть, и не блистательно всё складывалось, но всё же это был Петербург. Блеск его на таком расстоянии казался особо неотразимым, а трудности незначительными. Карьера чиновника казалась Гоголю возвышенным служением отечеству: «Испытую свои силы для поднятия труда важного, благородного: на пользу отечества, для счастья граждан, для блага жизни подобных, и дотоле нерешительный, не уверенный (и справедливо) в себе, я вспыхиваю огнём гордого самосознания, и душа моя будто видит этого неземного ангела, твёрдо и непреклонно всё указующего в мету жадного искания… Через год вступлю я в службу государственную».
Что ж, и мы отправимся в Петербург за нашим героем!

Санкт-Петербург: начало

дав, наконец, экзамены за курс Нежинской гимназии и получив право начать службу чиновником 14 класса, Николай Гоголь мог приступать к воплощению своей мечты о блистательной карьере в Петербурге. Мария Ивановна всеми правдами и неправдами оттягивала его отъезд из Васильевки. Для этого, вероятно, помимо материнского желания никогда не расставаться с сыном и иметь опору в воспитании черырёх дочерей, были и иные причины прежде всего денежного свойства. По крайней мере, для начала карьеры в Петербурге необходимо было пошить фрак, снять квартиру и т.д. Так что сборы и уговоры остаться продолжались в семье вплоть до начала зимы 1828 года. Однако ж, всё уже было решено. Так что в первые дни декабря, даже не дождавшись Нового года, Гоголь и его друг Александр Данилевский отправились в путь. Ехали в крытой повозке очень кружным путём через Чернигов, Могилёв и Витебск, изрядно замёрзли, так как наступили лютые холода. На станциях, где нужно было менять лошадей, оба друга в полной мере осознали своё незначительное положение в государственной иерархии: лошадей ведь получали не в порядке живой очереди, а согласно Табели о рангах. А какой ранг у чиновника 14 класса? Самый последний! Значит, когда он получит лошадей? Но до Петербурга спустя три недели всё же добрались. Увидев издали огни первого в их жизни большого города, друзья даже вышли из повозки, чтобы полюбоваться этим великолепием издалека. На самом деле, шоколадная сторона городской жизни была явно не для них. В кафе сидели шикарно наряженные дамы и кавалеры, они же фланировали по Невскому, жили во дворцах, проезжали мимо в богатых каретах. А для Гоголя с Данилевским уже была снята комнатушка недалеко от Семёновского моста, из окошка которой только и видно было, что стену соседнего дома, да мороз заползал внутрь из всех щелей.
Гоголь неоднократно менял квартиры, но жилища его располагались в кварталах, где жили в основном люди незнатного происхождения. Петербуржцы казались ему людьми чужими и холодными, вечно спешили по своим незначительным делам: «Никакой дух не блестит в народе, все служащие да должностные, все толкуют о своих департаментах да коллегиях, всё подавлено, всё погрязло в бездельных, ничтожных трудах, в которых бесплодно издерживается жизнь их». И никому не было дела до Николая Гоголя.
Однако пора было обустраиваться. Данилевский поступил в школу гвардейских подпрапорщиков, а Гоголь, взяв рекомендательные письма от благодетеля Трощинского, отправился искать высоких покровителей. Таким должен был стать влиятельный чиновник министерства внутренних дел Л.И.Кутузов. Тот принял Гоголя благосклонно, но ничего кроме места переписчика предложить ему не смог. А молодой человек никак не желал мириться со столь скромным началом своей петербургской карьеры, так что поиски продолжались: « Я не понимаю выгод служить в департаменте. Никаких совершенно ресурсов, Вот в губернском правлении, гражданских и казённых палатах совсем другое дело: там, смотришь, иной прижался в самом уголку и пописывает. Фрачишка на нём гадкий, рожа такая, что плюнуть хочется, а посмотри ты, какую он дачу снимает!» (Н.В.Гоголь. Записки Сумасшедшего)
Он засыпал мать довольно жалостливыми письмами, так как нуждался в деньгах, а иных их источников, кроме поступлений из поместья, не имел: «Я точно сильно нуждался в то время, но, впрочем, всё это пустое; что за беда посидеть какую-нибудь неделю без обеда».
Очень скрашивали эту довольно скромную и нескладную петербургскую жизнь друзья. В Петербурге оказались почти все его приятели по Нежинской гимназии, все примерно в его же положении. Так что собирались часто то у одного, то у другого на квартире, готовили украинские блюда и вели жаркие споры.
С приездом в Петербург были связаны и первые шаги Николая Гоголя на литературном поприще. К этому времени относится довольно известный анекдот о неудавшемся визите к Пушкину. Гоголь, отправившись знакомиться с Пушкиным, долго не мог решиться позвонить в дверной звонок. Когда же, наконец, решился, то увидел лакея, заявившего, что барин его принять никак не может, так как спит. Гоголь благоговейно предположил, что барин, должно быть, всю ночь работал, стихи писал. «Ну как же, — был ответ. – Они всю ночь играли в карты!»
С собой были привезены заветные тетрадки – стихи и поэма «Ганс Кюхельгартен». Стихотворение «Италия» было даже опубликовано без подписи в «Сыне Отечества», прошло, конечно, совершенно незамеченным, но Гоголь был горд и незамедлительно приступил к реализации следующего прожекта. В мае 1829 года на прилавках книжных магазинов города появилась поэма «Ганс Кюхельгартен», изданная под псевдонимом Алов. Молодой автор надеялся быть замеченным, может быть даже и самим Пушкиным. А что если тот прочтёт поэму, восхитится и пожелает познакомиться с автором?
Отзывы критиков были кошмарны: «Издатель сей книжки говорит, что сочинение г-на Алова не было предназначено для печати, но важные для одного автора причины побудили его переменить своё мнение. Мы думаем, что ещё важнейшие причины имел он не издавать своей идиллии». Автор был в отчаянии. В июле 1829 года вместе со слугой Якимом он объехал все книжные лавки города, скупил весь нераспроданный тираж несчастной поэмы и сжёг все экземпляры в камине снятого специально для этого гостиничного номера.
Что же делать теперь, когда надежды на государственную службу и на славу поэта рухнули? Например, поехать за границу. В Америку ехать было далеко и дорого, а вот Германия была совсем рядом. Он даже пишет матери странное письмо, выдумывая в нём некого благодетеля, который вот уже совсем готов был финансировать его поездку, но внезапно помер. А ехать надо. Поэтому, получив от Марии Ивановны деньги для передачи в Опекунский совет, Гоголь усматривает в этом знак судьбы и отправляется в Любек, никому не объясняя цели своего спонтанного путешествия.