Увидел я её первый раз в начале февраля 2011 года. Увидел, и во всю силу моего восхищения удивился её красоте. Она не сходила с полотен Пьеро делла Франчески, она была слишком реальной, но пленяло её удивительное умение ежесекундно озвучивать свою редкую эстетику.

Ольга была так же далека от искусства, как я от ветеринарии, поэтому меня согрело чувство, что эта полярность соединит нас крепко, честно, искренно, до тех пор соединит, пока она не вылечит своих неговорящих пациентов, то есть навсегда.

Я забежал вперёд, и в очередной раз испортил будущее. Не стремился к завоеванию, а отдавался ситуации, не анализировал наши разговоры; Ольга не из тех, кто мог бы перепутать меня с предыдущим хозяином животного. Она что-то почувствовала, об этом и кольнула интуиция, а потом Ольга созналась в глубокой расположенности ко мне.  Я боялся, что потеряю целого себя, даже утрачу прошлое, если буду видеть её каждый день, или немилосердно заболею, и мне нужно будет отлёживаться в больнице вдалеке от «передовой», на которой «воюют» чрезмерно и чрезвычайно привлекательные женщины. Но надо было лечить кота, а не отмахиваться от красоты и не сокрушаться, что ты не можешь быть её обладателем. Обладателем просто так быть нельзя, а действий, тем более «огнестрельных», мне не хотелось, я был в эгоистичной пассивности чувств,  был опьянён  восприятием собственного мира, в который без спроса и знаков препинания вплывала она.
В ту зиму болел кот, и я возил его в ветлечебницу. После заболел  я, и тоже хотел в клинику, точнее – мне было глубоко все равно, как только может быть все равно, в каком  доме  отогреваться насмерть замёрзшему человеку. После свернувшей меня напополам истории у меня не было стремления согреваться, тем более в чужом доме, тем более в чужой клинике. Хотелось окончательно стать котом, и чтобы меня возили и лечили, и чтобы я орал от боли и одновременно от потери себя. А после преодоления боли стоило навсегда остаться в ветлечебнице.
Перед кабинетом я сидел долго, кот утих в клетке, перед нами в очереди было двое мужчин с собаками. «Писать для детей надо, как для взрослых, только в два раза лучше». Лечить животных нужно в два раза лучше, — зачем-то говорил я сам себе. Сомневался, сокрушался и не понимал, зачем животные так мучаются, ну какие от них грехи. Они же тянут человека из унылого круга тоски и разочарования, а потом так страдают. Человек сам себя губит и вымывает своё здоровье, а когда смотришь на выброшенных животных, то отсекается вся твоя прошлая жизнь, ты в эту секунду хочешь спасти замерзающее, до крайней степени голодное четвероногое, и тебя вроде бы нет для мира. Ты возникнешь в нем, когда спасешь животное, ты будешь награжден, бесспорно, но никогда не нужно думать об этом. Я же, почему-то, думаю, но скорее по  своей привычной инерции, чем по сознательному желанию. Около сорока минут я бессмысленно ловил больные кошачьи «мяу» из кабинета молодого ветеринара, они будто скальпелем проходили по живому телу. Как вспоминал после, то «неполное» время словно пыталось остановить меня от чего-то главного, драматичного и едва ли поправимого. Хотя, так воспринимал и, может быть, воспринимаю только я, за внешними обстоятельствами для меня стоит всегда нечто большее, чем обычно видят и понимают люди. Это не к тому, что я люблю мазохистски выискивать другие смыслы, а я говорю о том, что глубина чувствования создаёт непривычные картины. Страшно от глубины, которая открывает новые пропасти.

 

Времени все равно, насколько иссушающими могут быть впечатления от встреч,  от отношений, которые смазывают твои грядущие дни. Нечто раскладывает в твоем личном будущем времени мины замедленного действия. Судьба одна, ты все равно  наткнёшься на  спрятанные мины. Время, очевидно, то же, но ты на два года старше, а перешагнуть, даже в памяти, никакие важные для тебя истории не можешь.
Ольга удивилась нам, или только влила в меня впечатление, что удивилась. Я воспринимаю чрезмерно близко к сердцу, и я ей сразу сказал об этом. Зачем  сказал? Я пришел не к психотерапевту, а с больным котом к ветеринару. Но хотелось, чтобы лечили меня, а не кота, хотя физических болей не испытывал. После этого странно говорить, что люблю кота до потемнения в сердце. Но не отступало желание, даже требование, чтобы мы (то есть кот и я) вылечили друг друга, точнее, чтобы Ольга Александровна сделала это. Старая кровь кота должна была простить мою, молодую. Но ему было так плохо, что на уколы он не обращал внимания, а с безостановочным надрывом орал, а когда ненадолго, для одной ему ведомой передышки прекращал ор, то из его песочных глаз с новой силой выливалась великая мука. Кот словно винил  хозяев в своих болях. Правильно, кто его кормит, в какой квартире он живёт… Ответы на эти вопросы видны по качеству шерсти. Нам было не до шерсти, кот на глазах покидал действительность.  Ему нельзя болеть, он слишком стар для болезней, а мне — влюбляться, хотя никаких причин не делать этого я не вижу. Но видит ситуация и судьба. Поэтому мы вдвоем пришли на прием к молодой женщине, которая возвращает с того света животных, а после стационарных процедур терапия такова, что они выздоравливают от инъекций её улыбок и крахмально белого, чистого, нежного настроения и расположения к своим мохнатым пациентам. Неужели лекарства надо покупать? А насколько необходимы процедуры в домашних условиях? Это делать необязательно, если лечащий врач вашего питомца — Ольга Александровна. Примите спокойно эпикризы и прочтите заключение с назначением лекарств, выслушайте с чувством её наставления вашему животному, чтобы не добавить случайно несмываемой кислоты в  улыбку ветеринара, может быть в её душу.

 

Чувствовал, что недостаток моих с котом жизненных сил компенсирует её красота. Кот болел сильно, но не терялась уверенность, что ничего страшного с ним не будет, пусть  и чересчур опоздал с началом лечения. Красота и мастерство Ольги Александровны вычистили бы любую болезнь, так мне казалось, так мне нравилось плавать тогда в иллюзиях. Все же талант ветеринара у нее был, может быть продолжает дышать и развиваться сейчас, если она не продала себя в чрезмерно успешные мужские руки. Ах, ей бы муки кота, не только моего, но зачем только? Я не злорадствую, я люблю Ольгу Александровну и кота, кого только значительнее? Очевидно, кто-то явно больше для меня значит, это не  равнозначный вопрос, — кого из родителей ты любишь больше.

 

Кот, ты не умрёшь, мы с Ольгой Александровной не дадим тебе этого сделать. Я уже представлял, что Ольга делает уколы коту в нашей квартире. Что ж, всё к этому и шло, только Ольга Александровна слишком скоро уехала от нас с котом в привычное для неё состояние материальных желаний. Я не чувствовал в ней на первых порах этой безысходности, я с ней разговаривал на отвлечённые темы и пытался понять её как человека, её стремления, воспитание, задачи на жизнь. Кажется, она не хотела раскрываться, она только озвучивала тезисы своей жизни и подкрепляла их примечаниями в виде сентенций, а я догадывался. Многое раскрылось в ней, она меня хвалила. Кому это нужно, когда сокрушаешься от неясного, от того, что давит тебя со спины. Отдайся ситуации, отдайся в медицинские руки Ольги Александровны. Я не настолько слаб, чтобы мной управляла женщина. Дурак! Она лучше женщины, эта Ольга Александровна. Разговаривал и держал кота, пока он лежал под капельницей. Изредка смотрел на неё, пока она подбирала новые лекарства, отвечала на звонки, бегала в процедурную. Я ее не сразил, но она меня вовлекла в свою женскую приятность и  нежную опрятность, отдельную жизнь, не связанную с ветеринарной деятельностью.  Я называл ее Ольга Александровна, она не была против. Мне было приятно, нравилась она намного больше, чем ситуация и стены, заполненные постерами с внутренностями животных, нравилось моё обращение, тем более что оно предвещало развитие отношений. Прежде чем порвать связь, есть последняя возможность перейти на «ты» и вытащить занозу конфликта через другой ракурс общения.

 

— У вашего кота был сильнейший приступ панкреатита, — она внимательно говорит это мне, наполняя новый шприц очередной прозрачной жидкостью. Нет, на этот раз жидкость была малинового цвета. Какая разница, она лечит моего кота. Не смотрит на меня, но думает обо мне, в этом я уверен.
И о чём только я мечтаю, когда кот мог умереть? Мои руки держат его лапы, боковым зрением мне кажется, что я сдерживаю мини-тигра, ведь я в кабинете моей будущей жены. Мне придаёт гордости и уверенности её присутствие. Я бы сейчас пошёл с ней на операцию, я бы ей ассистировал. Мои глаза смотрят на Ольгу Александровну. Моё желание уехать сейчас с ней и котом подальше от медицинских запахов. У Ольги Александровны есть собака. В породах я не разбираюсь. А она не разбирается в моделях людей.
— Странно, Ольга Александровна, — отвечаю я как можно тоньше и серьёзнее, отсекая кощунственные по отношению к коту мысли, — у него никогда не было проблем с поджелудочной.
— Вы очень запустили его, такого красавца, — она кладёт наполненный шприц и выходит из комнаты. Мне кажется, что я сказал что-то не то, мне кажется, что это она ушла из-за меня.
Совсем скоро она возвращается как будто изменённая. Но через пару мгновений снова улыбается и просит, чтобы я рассказал о себе.
Зачем рассказывать, ведь она вылечит кота, и мы уедем вместе.
— Это все обычно и не ахти какого уровня, тем более я вам рассказывал вчера.
— Мне хочется без отрывов слушать ваш голос. Давайте, рассказывайте.
После последних слов заходит её начальница, и вся романтика заканчивается во мне, выкапывает, так же как и капельница кота, только стремительно и болезненно. Но кот насыщен питательными веществами, а мне нужно разорвать социум Ольги Александровны. Какие враги, это только её начальница. Так есть и мужчины. Но она с ними не флиртует. Вчера, когда делали узи коту, она даже на меня не смотрела. Даже на меня не смотрела! Ты для нее очередной владелец больного кота, и только. Она вылечит его, а не тебя. Тебя она влюбит в себя, а после будет кризис. Ничего нет, есть только болезненность твоего животного, которую она исправит через неделю. Надежд на возврат отношений нет, сначала начать невозможно, так, чтобы отсечь всё лишнее. Никаких отношений нет. Она замужем. У нее нет кольца. Может быть она действительно замужем.
Все в дымке, когда я в лечебнице. Кот напоминает мне о реальной жизни, Ольга Александровна – олицетворение моей дешёвой сентиментальности. Странно, в своём будущем я её не вижу. Туман уплотняется, когда она говорит, что у неё отпуск, и она не сможет две недели делать необходимые процедуры коту. Я думаю, что и сам теперь его вылечу, ведь она подарила столько положительных зарядов. Я видел, как она на моих глазах вживала в реальность кроветворные процессы некроветворных процедур. Но она мне не разрешает. Я отсчитываю в уме дни, успеет ли она вернуться до моего дня рождения, и остаётся ещё много дней в запасе. Я решаю отложить приглашение до её возвращения. Мне не хочется разочаровывать себя заранее, хотя знаю с первого часа, что обречен, а кот выздоровеет.

 

— Ольга Александровна, это ваша синяя «мазда» у входа?
Она многозначительно, с хитрой улыбкой смотрит на меня, её глаза просят ещё  несколько минут немедицинского разговора. Я ничего не добиваюсь, а она просто интересуется мной.
— Откуда вы знаете?
— Я и номер помню. Интуиция…
— Интуиция… я не верю вам. Вы следите за мной?
— Пока ещё нет.
После моей реплики она замолкает, и мне становится тошно изнутри. Сколько было этой тошноты. Для чего я ей это сказал? Глупо говорить глупо. Я её отвезу домой. Она заканчивает в десять. Как дёшево, какой абсурд, какая нелепость.
Она снова уходит. Не возвращается минут пятнадцать. Собаки в коридоре начинают выть. Нам с котом пора домой. Ещё заедем в аптеку. Завтра Ольга Александровна нас примет, а потом, после её отпуска, мы примем её отказ. Но завтра мы ещё приедем, и я ей почитаю стихи.
На следующий день до стихов не дошло, она уделила нам с котом считанные минуты. Рассказала тщательно про домашние процедуры и про необходимость приезжать в лечебницу, только к другому специалисту. Я сказал, что нам нужно исключительно к ней, она не остановила своей речи, не смутилась. В конце спросила:
— Это вы вчера положила цветы на лобовое стекло?
— Да, это были мы.
— С котом?
— Да, это были мы с котом. – Говорю я жестко и без улыбки. — Когда вы приедете?
— Через две недели. Я дам вам визитку.
— Не надо.
— Я должна.
— Только должны?
— Я хочу дать вам визитку.
— До свидания, Ольга Александровна.

Она не отвечает, а в дверях я сталкиваюсь с другим посетителем, который недобро, с немым рычанием на нас смотрит, может, собирается залаять на нас, вместо своей собаки. Я так и  ждал в эти несколько секунд столкновения, что он скажет: ну что, наворковались тут, голубки? Я отвечаю ему про себя, что теперь совсем не до этого, ему бы наши передряги. Кого этим удивишь, какие передряги. Скоро все кончится. А болезнь кота в первую очередь.
Через две недели Ольга Александровна была в своем кабинете. Мы были одними из первых ее пациентов. Когда я с котом в  клетке подходил к лечебнице, «мазда» просвечивала своей дорогой синей краской сквозь сплошь снег, который бережно укрыл её. Мне хотелось почистить машину, но я почувствовал, что мне не стоит даже смотреть на неё, и машина не  позволяла мне стать на время её одновременно пациентом и владельцем.
Ольга встретила нас как приторных, рядовых горожан, с которыми встречалась во второй раз. Первый, как будто, оставил в ней слишком неприятные царапины. Может, мы вместе с котом и вправду расцарапали её душу грязными когтями? Я желал доброго, может быть обычного разговора. Я хотел высветить отношения сегодня, точнее, умертвить их. Я верил в себя, но не верил молодой женщине. Есть ли разница, что она лечит животных. Под силу ли ей люди?

 

Подарил ей цветы. Она спокойно выслушала мой рассказ о проведенном курсе домашней терапии. Она приняла цветы, как от чужого садовника. Диалог застрял в неприятных запахах, и я хотел оживить нас нашатырём. Я сказал:
— Ольга Александровна, я приглашаю вас на свой день рождения.
— Когда? – она посмотрела непростой полуулыбкой, плохо скрываемым в глазах «не хочу».
— Восемнадцатого, но праздновать в пятницу. Я знаю, вы работаете, но я заеду за вами. В субботу у вас выходной, я сопоставил дни.
— В субботу я работаю, я специально заменилась, мне надо нарабатывать стаж. Кроме того, в воскресенье у меня операционная практика в другой лечебнице.
Я не смутился, я догадывался об этом ещё две недели назад.
— Где вы работаете? – спросила она серьёзно.

 

Я сказал, что временно не учусь и назвал своё место работы. Впечатление, что она не поверила, или ей было категорично все равно, как будто весь её интерес засыпали сугробы; или она хорошенько отдохнула, настолько, что забыла не только меня, но и кота. Хотя он две недели назад так ей нравился. Говорила, что даже полюбила его.
— Я хочу семью и детей. Вы едва ли сможете обеспечивать нас.
Меня так не удивлял ни один ответ в жизни. Я ждал не такого крайнего и резкого поворота, умеет эта женщина ошпарить. Я потерял бы меньше нервов, если бы узнал, что у неё тяжёлая болезнь. Вот она, оказывается, о чём думает, и как думает.
— Вы едва ли старше меня. Вам настолько хочется семью?
— Да, я хочу свою семью, богатую, и чтоб трое детей. У меня было много всего в жизни.
Я не поверил ей, она не продолжала говорить. В сущности, посещение было закончено, лечебные сеансы тоже, и кота можно было больше не привозить. Она чего-то ждала. Не прощалась. Я специально молчал. Думал о её прошлой жизни настолько глубоко и сильно, что мне стало не по себе. Я переживал больше неё. Она вертела розу около носа, изредка принюхиваясь к ней, смотрела то на меня, то в пол.
— Вам пора. Кот у вас очень хороший. Не запускайте больше его так. Он здоровый. Ещё долго проживёт при правильном уходе.
Ольга не старалась смотреть на меня, она отвернулась и начала листать справочник.
— Идите. Приём закончен. Всё в порядке. Не расстраивайтесь и не думайте ничего. У вас всё получится. Я не такая, какой вы меня нарисовали.
Я посмотрел на неё. Она резко развернулась и, не смотря на меня, вышла из кабинета. В коридоре позвала очередного хозяина очередной больной собаки. Может быть, была и не собака. Я выливался из себя. Закрыл кота в клетке и, не застёгиваясь, вышел на мороз. Не оборачивался на её машину.

 

Произошло преломление истины. Только преломилось и её осознание. Смена платформ. Теперь я видел истину другой.