История любви Владимира Маяковского и Лили Брик
История любви-болезни, любви-наркотика, любви-зависимости Владимира Маяковского к Лиле Брик.
Это чувство, которое изматывает душу и заставляет взрываться мозги, которое водит по краю пропасти и всегда держит на грани, которое вызывает ломку и в итоге, после всего пережитого, убивает… Но это тоже любовь.
Познакомила их сестра Лили — Эльза, которая на тот момент была девушкой Владимира. Маяковский только что закончил поэму «Облако в штанах» и, готовый читать свои произведения когда угодно и где угодно, согласился прийти на вечер в дом Лили и Осипа Бриков. Эльза, хотела похвастаться своим талантливым поклонником — и ей это удалось…
«Мы подняли головы, — вспоминала Лиля Юрьевна, — и до конца вечера не спускали глаз с невиданного чуда». А Маяковский среди общего восторга вдруг шагнул к хозяйке , спросил: «Можно посвятить Вам?» и написал над заглавием «Лиле Юрьевне Брик». В тот же день Маяковский восторженно выкрикивал своему другу Корнею Чуковскому, что встретил ту самую, неповторимую, единственную…
Чувства Лили не были так сильны. И вскоре образовался странный треугольник, в котором Маяковский безумно любил Лилю, Лиля любила мужа, а Осип восхищался Владимиром. В семье Бриков Осип первым увлекся Маяковским: стал постоянно приглашать поэта в дом читать стихи, издавал за свой счет его книжки… При этом Осипа не смущало, что, приходя к ним, поэт садился напротив его жены и, не сводя с нее страстного взора, повторял, что боготворит, обожает, не может без нее жить. Брик с восторгом слушал, как Владимир читал, обращаясь к Лиле: «Любит? не любит? Я руки ломаю и пальцы разбрасываю разломавши…»
Через некоторое время «троица» начала жить вместе. Отношения в семье были свободны, каждый позволял себе связи на «cтороне», не говоря уже, о самом укладе семьи. Как-то Л. Брик призналась Вознесенскому : «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал». Есть еще одно откровение: «Я была Володиной женой, изменяла ему так же, как он изменял мне, тут мы с ним в расчете. Я любила, люблю и буду любить Осю больше чем брата, больше чем мужа, больше чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, ни в какой литературе. Я люблю его с детства, он не отделим от меня». Раневской она говорила, что готова отказаться от всего, в том числе и от Маяковского, ради Оси.
Однажды, Лиля поссорилась с Володей из-за его ревности. «Так не может больше продолжаться! Мы расстаемся! На три месяца ровно. Пока ты не одумаешься. И чтобы ни звонить, ни писать, ни приходить!» — прокричала она. То, что Маяковский страдал от разного рода «увлечений» Брик, ничуть не волновало его «гражданскую» жену, которая говорила: «Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи». А за хорошие стихи Маяковский получал хорошие деньги, что позволяло при этом еще лучше жить «семье».
Для поэта эта разлука была пыткой. Брик постоянно натыкалась на Маяковского то в подъезде, то на улице. На столе у нее росла кипа записок, писем и стихов, передаваемых через домработницу. «Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, люблю, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь»
Когда изгнание закончилось, Владимир мчался на вокзал не замечая ничего вокруг. Там ждала его радостная, цветущая Лиля. Схватив ее в охапку, потащил в вагон. Поезд еще не успел тронуться. Маяковский прижал Лилю к тамбурному окну и, не обращая внимания на то, что пассажиры толкаются и ругаются, стал выкрикивать прямо ей в ухо новую поэму «Про это», сочиненную для нее за время разлуки. Маяковский дочитал до конца и замолчал. И вдруг тишину нарушили рыдания. Прислонившись лбом к оконному стеклу, он плакал. А она смеялась.
Были в жизни поэта и другие увлечения. Лиля не ревновала, пока все стихи и поэмы Владимир посвящал ей. Маяковский пытался вырваться из любовных уз. Уезжал за границу, заводил романы (от Элли Джонс у него была дочь), но Брик поощряя такие интрижки, все рано держала поводок натянутым. Тем более, что из за рубежа Щен присылал ей дорогие подарки. Из Парижа был пригнан автомобиль Рено. Лиля стала второй женщиной-москвичкой за рулем. Для того времени это было не просто дорого или престижно. Это означало избранность владельца авто.
Отношения с Натальей Брюхатенко были прерваны письмом Лили в Ялту, где отдыхала влюбленная пара. «Ужасно крепко тебя люблю. Пожалуйста, не женись всерьез, а то меня ВСЕ уверяют, что ты страшно влюблен и обязательно женишься!»-таким полушутливым, кокетливым тоном Брик добилась желаемого. Конечно, ее в первую очередь беспокоило не то, что Маяковский женится, а то, что тем самым «предаст» ее в качестве музы, единственной и вечной любви великого поэта.
Через 2 недели Владимир прислал телеграмму о своем возвращении. Лиля встречала его на вокзале. Когда Наталья вышла из вагона, она увидела торжествующую Брик и безумный, жадный взгляд Маяковского на Лилю. Девушка не стала дожидаться развития событий — развернулась и ушла. Владимир даже не пытался ее догнать.
И все-таки поэт не оставлял попытки избавиться от «зубной боли в сердце».Его новый роман должен был закончиться свадьбой. Намерение создать семью с Татьяной Яковлевой (моделью дома «Шанель») напугали Лилю. Татьяне были посвящены стихи «Письмо Татьяне Яковлевой», «Письмо товарищу Косторову из Парижа о сущности любви».» Ты в первый раз меня предал», — до глубины уязвленная, драматически заявила Лиля Маяковскому. И на сей раз холоден остался он…
Брик пустила в ход все связи, чтобы эта связь была разорвана. В один из вечеров она получила письмо от сестры Эльзы, и решила зачитать его вслух. В письме сообщалось, что Татьяна Яковлева выходит замуж за какого-то виконта, венчание пройдет в церкви, в белом платье… Сестра, предусмотрительно, просила ничего не говорить Володе, иначе он может устроить скандал и расстроить Татьянин брак. Лиля прочитала замечание. Маяковский молча вышел.
На самом деле, Брик было прекрасно известно, что Яковлева в то время и не думала о замужестве. Виконт дю Плесси только начал ухаживать за Татьяной! Но именно в октябре, Эльза заверила Яковлеву, что Маяковский к ней в Париж не приедет, так как ему отказано в визе. Возможно, этим и объясняется то, что Яковлева неожиданно перестала ему писать (а может быть, ее письма просто перестали до него доходить). Он же слал и слал ей «молнии», полные горечи и недоумения…
Весной 1930 года Лиля с Осипом уехали в Берлин. Владимир остался один. 15 апреля супруги получили телеграмму: «Сегодня утром Володя покончил с собой».
Он оставил предсмертную записку. «Товарищ правительство, моя семья — это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь — спасибо».
Есть много предположений о причине совершенного самоубийства. Подозрительным, кажется, отъезд Бриков, которые уже много лет никуда вместе не ездили. По словам Полонской, последней любовницы поэта, Владимир после отъезда Лилии стал невменяемым. Он требовал Веронику развестись и выйти за него замуж, безумствовал и жаловался на страх.
Ваксберг писал : «До сих пор остается загадкой смерть Маяковского, как будто специально подготовленная рядом жизненных обстоятельств, возможно, созданных усилиями дружественных Брикам «органов»: провал спектаклей, травля в прессе, создание вокруг него вакуума в смысле человеческого общения. Эту ситуацию хорошо охарактеризовал М. Яншин: «Все, кто мог, лягал (его) копытом… Все лягали. И друзья, все, кто мог…рядом с ним не было ни одного человека. Вообще ни одного. Так вообще не бывает…»
Несмотря на все, злые языки обвиняют Брик в гибели поэта, хотя сама она до последних дней жизни будет носить на цепочке подаренное поэтом кольцо с гравировкой её инициалов — Л.Ю.Б., которые складывались в бесконечное «ЛЮБЛЮ».
И все же это любовь. Пусть не взаимная, пусть жестокая и трагическая, но она вдохновляла поэта на гениальные строки….
Лиличка!
Вместо письма
Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
26 мая 1916, Петроград
По материалам: janka.in.ua
Вот женщины удивляются: «Как можно было так управлять мужчинами? В чем секрет? Ведь не красавица…»
А просто давала всем направо и налево, начиная с 16 летнего возраста… И еще тогда, после неудачного аборта, уже не способная иметь детей, поняла что в теме и можно тразхаться и не залетать. По научному это якобы называется гиперсексуальностью, а по-русски — блядством. А Маяковского вообще понять сложно, скорее всего, он был воодушевленным психопатом с матерным комплексом — «мамка» ему нужна была, которая бы его жалела, и пизденку подставляла во время…
Ну как, себе в любовницы можно было взять такую паскудную еврейку, старше себя на 4 года, да с еще евреем-мужем в придачу — Лилию Уриевну (так в оригинале) Каган???… — даже от одного полного имени тошнит! Кроме того, после революции эта жидовская парочка состояла в ГПУ (Брик имела удостоверение № 15073) — по характеристике Б.Пастернака посиделки в доме Бриков были очень похожи на «отдел милиции»…
Вот список последних высокопоставленных любовников, с которыми она трахалась, не взирая на то, что была «музой» «великого поэта» и женой еще одного «великого теоретика литературы»:
Агранов (ГПУ, еврей),
Краснощёков (зам. минфина, еврей),
Волович (дипломат, еврей),
Кулешов (кинорежиссер),
Абрахманов (киргиз),
Горб (ГПУ, еврей),
Пудовкин (кинорежиссер),
Горожанин (ГПУ агент, еврей),
Эльберт (ГПУ агент, еврей),
Примаков (комкор)…
Наверное, список можно продолжить…
Но еще до смерти Маяковского развелась с Осей, затем выскочила за Примакова, а после его ареста в 1937 г. — за лит. критика В. Катаняня. Естественно, она стала (может быть, тоже через причинное место) «Вдовой» «великого поэта», и всю жизнь жила на гонорары от изданий его произведений.
А Маяковский, как откровенный и слабоумный идиот, мнил себя гением, страдал, непрерывно строчил свои революционно- агитационные вирши, посвящал их Лиличке и не забывал по настойчивым ее просьбам отстегивать деньги на содержании еврейских прилипал. А Лилечка давала ему раз-два в год, и Идиот до поры до времени успокаивался… Из загранкомандировок Маяковский, как дурак, привозил ей косметику и шелковое белье, чтобы Лилечка хорошо потрахалась где-нибудь на стороне…
Вот такой вот Паноптикум! Как говорится: «Не родись красивой, а родись ябливой!». Не зря в интернете назвали ее «лобковой вошью» поэта.