Комната. Стены почти что белые.
Листьев ли шум ли
в музыке радио.
Мало ли
было ли –
слева
пело ли…
Легкий диагноз – кардиоссадина.
Просто пространство.
Пресное присное.
Прелая мысль, как бензин по улиц
лужам.
Ружье – предисловье выстрела.
Нужен
не мертвый, а след от пули,
ценник на форзаце…
Это вкратце об Алфавите в суперобложках.
Даже у школьника в раннем ранце
плотно родителями уложена
вся Вавилонская Библиотека.
В полках соседей –
скрутки к махорке.
Горький полынный оттенок века:
Путь Федерико Гарсиа Лорки до холодильника –
Вермут Бьянко.
Все, что нам надо – тьма за оконцем…
Саморефлексия в форме пьянки –
Долго ли плыли мы в Город Солнца ли?..

Мы – это кухонный призрак вечности.
Мы – это Ты и Я: квинтэссенция.
Души как переучет конечностей:
все ли на месте, здесь ли сердце ли?
Кризис разумного эго атома:
tabula rasa:
душа из книжек. –
Навык горения кем-то спрятан
в свойстве горючести.
«Ты все ближе»…
Пробуешь чай, предвкушая Токио;
моешь посуду, заполнив паузу;
перемещая мысль до точки от-
счета, мешаешь Сastrol и Sauza.
Можно задуть пару звезд на радостях.
Можно трубить в барабаны сердца.
Стимул деления – в сумме разностей,
множимых памятью в ритме скерцо.
Геометрическая прогрессия проб и ошибок –
крупинок соли: чувство, гранимое в гранях Цельсия,
бледная смесь о любви и боли.
Тени ли, полдень ли, все путем ли.
Путь – это личный опыт забытого.
Не разгребая лучом потемки,
Не получается быть убитыми.
Не различить, где фитиль, где искра.
Не перепутать огня с зефиром.
Все подгоревшее слишком близко к почве –
израненной корке мира.
Я – не прошу задубевшей совести.
Ты – не рассчитывай на бессмертие.
Просто
Есть Мы – чета условностей,
Просто
Есть Я – зефир на вертеле…
Комната.
Стены едва ли белые.
Музыка – скрежет – медь в динамике.
Дважды ли думал,
верно сделал ли?.
Слово –
холодная смерть Титаника
Мысли.

Взгляд на дождь длиной в мгновение сквозь колбу остановившихся песочных часов
или
Человек, проглотивший время превращается в/во-время, проглотившее человека

Выстрелами по земле –
дождевые капли.
Падают
на эти улицы тени наших
туловищ.
Укрылись в золе – озябли.
Пули циферблатами смолоты в эту кашу
неба. Прогоревшим им, пережеванным –
пусть «эмалированный бак»  все же
выстрелит
только раз: мгновение сковано
так бесследно всплывшими мыслями.

Так бесстрастно: взгляд и кириллица
поглотили кровь настоящего.
Каждый дождь во что-нибудь выльется.
Каждый выстрел – точка для Спящего
в тексте сна.
С чего начинается
тот конец рождения паузы,
где начало с концом встречаются?
Пыль со дна, ответь мне, пожалуйста.
С «Букваря», с картинки ли, с Паруса
В книге «Лермонтов. Сочинения»?
Если дождик – символ творения,
Если «каждый день – это выстрел» ,
То, нырнув в физраствор, мгновение
смыло смысл записывать мысли?
Человек, как синоним капли
или пули, от лона к цели
существует в центре, не так ли?
Им смыкаются параллели.
Я пишу: это значит – мыслю.
Мыслю – следует: существую.
Все, что между миров повисло,
называться жизнью рискует.
Все-что-между – в себе укрытое;
Для пустот интервалов – внешнее;
С точки зренья лона – убитое;
А для цели – лишь неизбежное.
– Это я, и в другую сторону –
тоже я: кольцо, перевертыш ли…
Меря карму носами воронов,
Мы по лезвию стрелки твердо шли.

Шли дождем, песчинками между пальцев.
Между снов, где ждали увидеть руки.
Застревая в горле стеклянной спайки
двух воронок – носиками друг в друге.
Задержал на миг, проглотил и снова
запустил восьмерку жизни в сосуде –
кровь, застывшая между взглядом и словом,
потекла по впадинам линий судеб.

Тени падают. Падаем мы, но медленней.
Так,
что можно успеть поселиться в текстах.
Наши выстрелы – словно живые петли вне
Притяжения, взлета, любого места…

Между стекол, сквозь вакуум, строчек между,
Дон-Кихотом громя мясорубку стрелок,
Словно лопасти мельницы,
Я все реже
обвожу мгновения
белым мелом.

День – на убыль,
стрелки вполне устали,
распадаются тени –
тускнеет Автор.
Горизонт хлебнул раскаленной стали –
Или что-то похожее.
Мы отстали.
Все мгновенья
уже
почти
растаяли…
Заключаем сделку
Под грифом «завтра».
****
Любые попытки выспаться восходят к мечте разрядить ружье.
Каждая из телеграмм оседает записками на манжетах.
Я нахожусь где-то между того, что принято, и «мое».
Все направления ветра увязли в постройках чужих советов.

Вы настилаете скатерть на жирафью мерзость поверх стола.
Мне же привычней обратная связь между грязью и чем-то светлым.
Не объяснишь причин, по которым приятно сгорать дотла.
Может быть, это привычка: на чем-то белом являться пеплом.
****
Приведите ко мне хотя бы кого-нибудь –
все равно ведь тесно от дымных колец.
Мне тоскливо – и даром, что месяц по небу
дефилирует будто бы Бог-отец.
Приведите хоть пьяницу, хоть филолога –
лишь бы кто-то слушал эти стихи.
Все равно ведь за скользким оконным пологом –
Ничего, кроме творческих панихид.
Можно двери настежь, ставни – навыворот.
Для затравки – шампанского на порог.
Я заброшу льдинку себе за шиворот
и устало встану на потолок.

(7 votes, average: 5,00 out of 5)

 Loading ...