Тема ненаписанных стихов
Понедельник. Я еду на стройку. В эту неделю очередь нашего отдела. Спецовка на мне не нова. Она сера, но не грязна. Вот только рукавом грязь зацепил с автобуса. Спешил. Кругом вода, расхлябь межсезонья. Но чувствую себя довольно свежим, почти молодым.
Обожаю читать в трамвае. Конечно, если не зависнет рядом инвалид или бабуся. Хорошо, когда остаются места в вагоне. Чтоб уж не отвлекаться. Вот сегодня именно такой случай. И книга отличная – о советских дипломатах.
А когда ещё читать. Дома – дети, дела…
Я перепробовал все виды городского транспорта, плюс самолёт, теплоход и поезд. Нигде не читается прекраснее, чем в новых трамваях. Новых, по крайней мере, для меня. То есть появившихся после шестидесятых годов .
Особенная прелесть чтения в транспорте вот в чём. Я как бы ухитряюсь обгонять время. С одной стороны, как бы просто еду на работу. А с другой – читаю. Притом, чувствую ауру пассажиров вокруг. Они выходят, заходят, проходят, смотрят по сторонам, на меня.
Кому-то, возможно, не нравится, что я читаю. Кто-то, вероятно, претендует на моё место. Невольно соотношу жизнь книжную и реальную. И потому моё сознание как бы раздвоено. Но это даётся без особых усилий: тоже опыт.
Но вот вошёл некто…
И будто повеяло какой-то луговой, будто извечной, свежестью. А поскольку сейчас – зима, март только-только начался, и снегу с водой – полно, то ещё и чистотой, напоённой пьянящими радикалами лужиц.
Этот некто несомненно девушка. Это можно представить по лёгкому, будто невольному, касанию тела, придерживающегося рукой за поручень моего кресла. Особенно когда трамвай вздрагивает на стыке рельсов, у моста…
И откуда же эта свежесть, молодящая не только щёки, но, кажется, саму душу?
Теперь я читаю почти с упоением. Но вторая часть меня, моей души, с не меньшим упоением внимает случайной музе. Если, конечно, есть музы чтения, покоя, умиротворённости, чистоты, доброты и мудрости одновременно.
Мы, конечно, ничего не говорим друг-другу. Но воздух кажется напоённым почти незримой связью, связью душ. Она стоит (равно тому, как сижу я) почти не шелохнувшись, чутко-торжественно и как бы предупредительно.
Два-три касания переставляемых для устойчивости ног только дополняют эту чуткую связь. Ноги молоды, очень нежны, чутки, осторожны, почти пугливы, и вместе с тем – достойны. Она стоит у моей скамьи, как нежный и верный часовой краткого покоя моей души. Может быть, находящей в этой нежной верности своё высочайшее предназначение.
И я не знаю чувства более полного, более, как мне представляется, двустороннего, более сладостного.
У юных влюблённых бывают разговоры одними глазами.
У нас – разговор душ. Во всяком случае, так чувствует моя душа.
Может быть, в её душе этого вовсе и нет?
Но вряд ли. Я отказываюсь в это верить. Этого не может быть после всего, что уже было.
Удивительно, но именно плавное, неудержимо прямое движение трамвая способно вызвать такие чувства. Рывки автобуса, например, более сексуальны…
И вот ещё что. Ведь, в общем-то, отнюдь не секс ищем мы в любимых. Вернее, не это, прежде всего, нас увлекает.
Как женщину увлекает обаяние мужественности, так и в женщинах – обаяние женственности. Хотя уловить его непросто. Может показаться – почти невозможно.
А уж страсти, «хлебы»… — это способно затмить собой всё. Если нет основного. Без чего любовь – не любовь, а лишь похоть.
Причём, часто эмансипированная женщина способна не почувствовать, не учуять этого вовремя. Да оно и немудрено. Ведь многие мужчины так испоганивают понятие женственного начала и смысла жизни, что лишь похоть и остаётся…
Не такова ли и трагедия Александра Блока? С его поисками Прекрасной Незнакомки, олицетворения вечной женственнсти? Вечной! Именно вечной! Женственности.
Разве не от Вечной Женственности и всё остальное вечное на Земле.
Я уже почти не читаю. Да и следующая остановка трамвая – моя. И страж мой добровольный несколько отодвинулась за меня. Я это чувствую. Я это знаю. Хотя и не оборачиваюсь.
Как я признателен ей за то, что она не побрезговала стать рядом со мной. Хотя рукав, потёртый автобусом, недвусмысленно грязен. И лишь малая его часть поддалась срочно предпринятой мною его чистке.
Правда, я попытался прикрывать это пятно читаемой мною книгой. А этот приём, конечно, заметен ей. Но она не отстраняется до тех пор, пока это, видимо, ни становится неприличным в пустеющем трамвае.
И вот моя остановка. Я встаю решительно. И выхожу, не оборачиваясь. Памятуя мудрое, кажется, восточное изречение. «Если не хочешь разочароваться в красавице, не оборачивайся».
Но я не оборачиваюсь не потому. Ведь молодая женщина может оказаться и не красавицей. И это способно ослабить постигнутый душой смысл (не потому ли влюблённые встречаются чаще всего ночью).
А ещё я не хочу оскорбить этот момент даже намёком на похоть, даже подозрением на это. Я ухожу прочь, не оборачиваясь.
Хотя этим мог и оскорбить её. Ведь она – всё же по-земному простая. Как та, которой А.Блок посвятил около восьмисот стихотворений. Назвав их циклом стихов Прекрасной Даме, как символу Вечной Женственности.
Хотя ставшая ему женой, так и не поняла его…
Я ухожу, не оборачиваясь…
Рвутся, гаснут на ветру душевные нити, душевные искры…
Впереди – стройка.
Вполне реальная стройка.